1941 год. Застава Ильича. Виден универсальный магазин и угол сохранившегося до наших дней дома, 3 шаг. Справа не аэростат, а газгольдер для транспортировки газа, которым заправлялись аэростаты.
1930 год. Дом для рабочих завода Серп и Молот, 11 шаг. 1912 год. Старообрядческий храм, 12 шаг.
Автор: Solo
Создан: 15.07.2022
Опубликован: 17.07.2022
(отредактирован: 20.12.2023)
Описание окружающей местности
С отменой внутренних таможен в середине XVIII столетия заставы Камер-Коллежского вала приобрели полицейское назначение. Возле некоторых из них, в том числе Рогожской, образовались рынки. Рогожская слобода быстро разрослась: появились постоялые дворы, новые дома, мелкие мастерские, торговые помещения. До середины XIX века она сохраняла важное торговое значение, хотя оставалась далекой окраиной Москвы. На верстовом столбе 1783 года высекли надпись: «От Москвы две версты».
О бывшей здесь ямской слободе напоминает 1-я Рогожская улица. Она застроена ямщицкими домами с большими проемами конюшен на первом этаже и квартирами на втором. Эта улица была главной в Рогожкой слободе. Она называлась Тележной или Крутоярской (по питейному дому «Крутой яр»), а в советское время стала Школьной.
Вся она сплошь состояла из постоялых дворов, в которых и останавливались все обозы, проходившие по Владимирскому и Рязанскому трактам. Дома все были каменные, двухэтажные, но самые дворы были с деревянными навесами и вымощены тоже деревом, оттого здесь и бывали колоссальные пожары. Вся улица бывала уставлена продающимися телегами, тарантасами, кибитками. Торговали на ней, кроме простых телег, и экипажами средней руки, и шорным товаром, и всем, что нужно ездившим по дорогам. Для проезда оставлена была только середина улицы. Улица эта была очень широкая. На ней с раннего утра толпился народ, и она представляла большую ярмарку. Движение народа, обозов, троек со звенящими бубенцами — все это ее очень оживляло, и она резко отличалась от всех московских улиц. Трактиры и полпивные были всегда полны народом. Гул стоял над улицей... В Макарьевскую ярмарку на Тележной улице была такая толчея, что, я помню, мы с отцом, идя в пять часов утра, еле протискались. Не только с Владимирского и Рязанского трактов стекались сюда обозы, но положительно со всей России. Рогожская слобода процветала, пока не провели железную дорогу — с ней ямщики не могли конкурировать.
Но еще долго у Рогожской заставы был этап, где собирали для пересчета отправленных в Сибирь арестантов. Здесь их выстраивали по порядку: впереди каторжных в кандалах, с наполовину обритыми головами и закованными руками и ногами, далее ― в ручных кандалах, за ними ― без кандалов. Следом шли возы с больными и женами, ехавшими за арестантами.
Рогожская застава была одною из самых оживленных застав. Все прилегающие к ней улицы и переулки были сплошь заселены ямским сословием и спокон веков живущими здесь купцами и мещанами. Большинство этих обитателей принадлежало к древлепрепрославенной вере «по Рогожскому кладбищу». Эта жизнь по-древлепрепрославленному создала особый быт, выработала свои условия; здесь нравы и обычаи резко отличались от остальной Москвы, особенно от ее центра. Пришлый элемент появился здесь только с постройки Нижегородской железной дороги. Новизна, принесенная этими пришельцами, долго не прививалась к старому строю жизни, но, в конце концов, одолела, и Рогожская, как хранительница старых заветов, рухнула и слилась под давлением духа времени с остальным обществом. Рогожская Палестина велика — в ней в конце шестидесятых годов было пятьдесят две тысячи коренных жителей, девятнадцать церквей и пять монастырей, да еще Рогожское кладбище. Жизнь тогда была здесь замкнутая, постороннему почти невозможно было проникнуть сюда.
Во время чумной эпидемии 1771 года купцы-старообрядцы на свои средства поставили в Рогожской слободе бараки-больницы. По разрешению властей в поле, справа от Владимирской дороги, устроили Рогожское кладбище. Еще в начале ХХ века на кладбище была общая чумная могила, где стоял обелиск со словами: В числе множества удручающих смертных скорбей моровая язва свирепее всех поедает людей, не щадит она младенцев, ни юношей цветущих лет, и самым древним старцам от нее пощады нет…. Здесь хоронили старообрядцев ― членов поповщинской общины.
