Этот тайник относится к серии "Таблички Команды Мельничука". О Е. Б. Мельничуке и его команде читайте в описании тайников "Варнутский мост" и "Мартыновский овраг".
В начале июля выпало участвовать в установке таблички в память погибших пограничников на Караби-яйле у подножия Кара-Тау. Впервые об этих событиях узнал из путеводителя «Нагорье Караби. Путеводитель» (Автор: Чупиков Б.Л., Гидрометеоиздат, 1988, 160 стр.) :
«Но не одни мирные картины видели тропы Караби-яйлы и в наше время. Они были свидетелями беспримерного мужества советских людей в годы Великой Отечественной войны.
К северным отрогам нагорья война придвинулась в октябре 1941 года. С тяжелыми оборонительными боями отходили к морю по шоссе Алушта-Судак воины 184-й пограничной дивизии. Полк майора А. И. Панарыша, оставленный для прикрытия, занял оборону южнее села Баксан (Межгорье).
С 1 по 4 ноября 1941 года не прекращались ожесточенные бои. Под Баксаном принял боевое крещение Зуйский партизанский отряд под командованием А. А. Литвиненко и Н. Д. Лугового, один из 29 отрядов народных мстителей, сформированных незадолго до вторжения фашистских захватчиков в Крым. Плечом к плечу с пограничниками партизаны отражали атаки гитлеровцев. Утром 4 ноября было слышно, что бои уже докатились до Ангарского перевала, а на востоке они идут где-то на подступах к Ускуту (Приветное).
А. И. Панарьин решил отходить. Но прежде пограничники предприняли контратаку, выбили немцев из Баксана и гнали их еще километров семь по ущелью, чтобы они не могли преследовать полк, когда тот начнет подниматься на Яман-Таш. Партизаны шли в аръергарде пограничников. После непродолжительного отдыха полк покинул Яман-Таш. Его повели партизанские проводники, хорошо знавшие зуйские леса. В тот же день под вечер полк поднялся на Караби-яйлу и занял оборону у подножия Кара-Тау. С 4 по 8 ноября над яйлой грохотали взрывы снарядов, свистели пули. Подступы к Кара-Тау были устланы вражескими трупами.
В кровопролитном бою погибло много пограничников. Уже среди зимы 1941/42 г. на поле боя под Кара-Тау наткнулись партизаны, их, не раз смотревших смерти в глаза, потрясла открывшаяся картина. Казалось, что даже мертвыми советские пограничники продолжали яростную рукопашную схватку: занесенные снегом руки сжимали то приклад винтовки, раздробленный о голову врага, то нож, а то и горло гитлеровца!»
Но откуда в этом районе было взяться пограничникам. Вроде погранзаставы должны быть расположены у границ, на береговой линии. Ответ на этот вопрос дает книга бывшего командира 184 дивизии погранвойск НКВД Абрамова В. Л. ().
Вот что повествует автор в главе «Отход к Севастополю»:
«Тем временем фронт неумолимо приближался к Крыму. 12 сентября передовые части 11-й немецкой армии под командованием Манштейна прорвались к Перекопскому перешейку, а 16 сентября вышли к Чонгарскому мосту и Арабатской стрелке. Но здесь войска 51-й отдельной армии дали им решительный бой и не позволили ворваться в Крым с ходу.
К первым числам октября в Крым прибыли некоторые части из Одессы. Тогда же к нам влился 26-й пограничный отряд. Обстрелянные, прошедшие большую боевую школу в дни обороны Одессы, солдаты и командиры этого отряда стали костяком дивизии, которая была переименована в 184-ю. Полкам дивизии присвоили номера 262, 294 и 297-го. Меня назначили ее командиром. Военным комиссаром стал И. И. Кальченко, а начальником штаба майор Б. П. Серебряков.
Новой дивизии поставили и новую боевую задачу. Заняв рубеж Старый Крым, Карасубазар (исключая Симферополь), Бахчисарай и станция Сюрень, она должна была задержать противника, в случае прорыва его через перешеек, и не допустить выхода к морю. О сложности задачи говорит уже то, что ширина полосы нашей обороны достигала 130, а глубина в центре — 70 километров.
Во второй половине октября 11-я немецкая армия и румынский горный корпус начали новое наступление на Перекопский перешеек и Чонгарский мост. Первые атаки войска 51-й отдельной армии отразили успешно. Подтянув свежие силы, враг усилил нажим. Но и у нас к 23 октября сюда подошла эвакуированная из Одессы Особая Приморская армия.
Несколько дней шли упорные бои. Равнинная, открытая местность у Перекопа и южнее его осложняла оборону. [101] В дневное время почти не было возможности маневрировать резервами, исключалось всякое передвижение в тылу. Приходилось укрывать в землю не только живую силу, но и технику.
В три часа ночи 1 ноября поступил приказ командарма. Дивизии отойти на новый рубеж: Карасубазар, Александровка, Розенталь (Ароматное), Мазанка. Указывалось, что дороги на Алушту прикрывают соединения 51-й отдельной армии, а на Алупку — Особой Приморской.
Полки стали отходить, соблюдая полную скрытность. Благодаря туманному утру и пасмурному, с низкой облачностью дню, наш маневр остался незамеченным. Минометному дивизиону, которому было поручено прикрыть переход через шоссе, не пришлось выпустить ни одной мины.
Зато тылы и штаб дивизии, направлявшиеся через перевал в Кизил-Кобу, были обстреляны. Одна машина оказалась подбитой. Выход противника глубоко в наш тыл окончательно убедил, что соседей у дивизии нет ни справа, ни слева.
Утром после сильного артиллерийского обстрела противник начал наступление против 294-го полка. Наши [106] выждали, затем накрыли наступавших огнем из всех видов оружия. Вражеская атака сорвалась.
После двухчасового затишья немцы снова повели артиллерийский обстрел наших позиций. На правофланговый 2-й батальон 294-го полка теперь пошла пехота противника при поддержке 10 танков.
Но и на этот раз враг потерпел неудачу.
В жарком бою полковая артиллерийская батарея подбила три танка, а два других вывели из строя связками гранат пограничники С. Седов и М. Андреев. Батальон тоже понес потери, но враг оказался отброшенным, и это главное.
Не сумев пробиться с ходу, немцы изменили тактику. Третью атаку на батальон 294-го полка они повели в обход деревни Розенталь (Ароматное).
Бой был упорным. Командир полка доложил, что артиллеристы Г. Колосков и X. Петренко, только недавно освоившие стрельбу из пушек, подбили еще три танка. Пехоте противника тоже нанесен большой урон.
Спустя минут десять Мартыненок позвонил снова:
— Товарищ полковник, меня беспокоит рота, обошедшая нас справа. Танки в складках местности недосягаемы для артиллерии и могут безнаказанно подойти к окопам. Политрук Степанов с пятью добровольцами намерен ползти навстречу танкам и уничтожить их связками гранат...
На этом доклад прервался. Очевидно, вражеский снаряд перебил телефонный провод.
Несколько позднее выяснилось, что во избежание обхода майор Мартыненок отвел батальон на полкилометра и занял прилегавшие к Розенталю высоты.
В бою особенно отличилась минометная батарея, которой командовал младший лейтенант А Мелихов. Шахтер-забойщик, он добровольно пошел в пограничную школу. Стал хорошим пограничником, а теперь и минометчиком. Батарея Мелихова уничтожила в тот день около ста фашистов.
На участке 262-го полка противник при поддержке танков атаковал деревни Верхняя Фундуклы и Мазанка. После упорного сопротивления наши батальоны вынуждены были отойти на запасные позиции по восточным окраинам деревень. [107]
После этого нажим противника здесь ослабел. Но наблюдатели докладывали о накапливании танков и автомашин в районе Зуи — севернее Мазанки и Верхней Фундуклы.
Я решил батарею из своего резерва выдвинуть к деревне Нейзац (Курортное) , где находился командный пункт Рубцова. Оттуда она могла поражать врага прямой наводкой.
Рубцов доложил:
— У немцев творится что-то непонятное. В полутора-двух километрах от Нейзаца на виду у нас они поставили около сотни танков и автомашин с пехотой. Вроде собираются обедать. Некоторые снимают минометы с автомашин.
— Хорошо, Скоро буду у вас.
Показания лазутчика позволили несколько разобраться в обстановке. Стало понятно, почему у Зуи и Верхней Фундуклы (Верхние Орешники) скопилось так много танков и автомашин. Они намерены двинуться к морю, на Севастополь и Феодосию, а мы их задерживаем.
Создавшееся положение беспокоит и командиров полков. Поздно вечером ко мне зашел майор Мартыненок. Два года я знаю этого рослого блондина с мягким характером и пытливым умом. После краткого обмена прогнозами на завтра, Мартыненок спрашивает:
— Почему нет соседа справа? Мой правый фланг открыт, а ведь не всегда будет такая удача, как сегодня. [110]
После Мартыненка заскочил майор Рубцов. Этот работал со мной еще в управлении пограничных войск, был инспектором боевой подготовки. Мне он нравился не только как исполнительный, толковый офицер, но и как чудесный семьянин. На правах близкого человека Рубцов особенно откровенен и прямо спрашивает:
— Не кажется ли вам, Василий Леонтьевич, что о нас просто забыли?
Как и Мартыненка, я попытался уверить Рубцова в противном. Доказывал, что скоро мы установим связь с армией, и тогда наше положение значительно улучшится — мы получим боеприпасы, поближе подтянутся и соседи.
Я понимал, что как бы ни было трудно, и Мартыненок и Рубцов оправдают высокое звание коммунистов, организуют упорное сопротивление, будут твердо стоять и даже не заикнутся об отходе. Но не хотелось лишать их хотя бы иллюзорной надежды. Мне же было ясно, что никаких соседей ожидать теперь нельзя, а боеприпасов нам хватит на два — три дня. Карасубазар занят противником. Следовательно, дороги на Судак и Феодосию перерезаны. Единственные пути связи с армией — горные тропы, в лучшем случае труднопроходимые дороги. Если дивизия будет окружена, придется пробиваться по этим дорогам.
В штабе собрались Панарин, военком полка Молоснов и начальник штаба Лебеденко. Их интересовало, как прошел день в других наших частях и каково положение на всем фронте в Крыму.
Осторожно, не подчеркивая трудности, я ознакомил их с обстановкой и предупредил:
— Связи с армией нет. Боюсь, что и соседи не подойдут. Симферополь занят, и противник рвется к Алуште. Сегодня посылаю еще одного офицера в штаб армии. А вам завтра нужно держаться до вечера. С наступлением темноты, если из дивизии не будет другого распоряжения, начнете отход к морю. Одновременно станут отходить и остальные полки. Двигаться будете по горным дорогам, самостоятельно. Маршрут ваш через Ускут и Алушту. Основное направление — Севастополь.
Обнявшись на прощание с Панариным, Молосновым и Лебеденко, мы тронулись в обратный путь.
К себе вернулись поздно. На КП дивизии собрались командиры полков, Изугенев.
Пригласили офицеров штаба. Я подвел итоги дня. Потом сказал, что связи с армией нет, соседей справа и слева не будет, с продовольствием туго, транспорта совсем мало. Из-за этого раненых пришлось оставить в партизанском госпитале.
— Положение серьезное, — подчеркнул я — Но стоять мы обязаны, ибо есть еще боеприпасы, а значит, не имеем права отступать. Сейчас посылаю нарочного к командарму. Если завтра до вечера не получим указаний, начнем отход по направлению к Алуште и далее на Севастополь. Маршрут такой: дорога и тропы на Койпаут (Овражки), Бураган (между Баланово и Межгорьем, ныне не сущ.) и далее на Алушту. 294-й полк идет в первом эшелоне. 262-му полку и минометному дивизиону следовать за ним, обеспечивая отход дивизии. 297-й полк направляется самостоятельным путем. Штаб дивизии пойдет на Кизыл-Кобу, село Демерджи, чтобы связаться с частями Особой Приморской армии и обеспечить вам выход из гор. Связь осуществлять посыльными.
Когда командиры разошлись, я вызвал дивизионного инженера капитана Арпстархова и вручил ему пакет.
— Возьмите верховую лошадь и выезжайте на Ускут. Там должен быть штаб армии. Вручите пакет лично командующему. На словах доложите, что я прошу дать приказ по радио. Если завтра до шестнадцати часов [115] приказа не поступит, то дивизия начнет отход на Алушту. После доклада командарму возвращайтесь...
Радист пытался связаться с армией всю ночь и весь следующий день. Но все напрасно — штаб армии молчал.
Аристархов не вернулся. Предупредив командиров полков, штаб дивизии снялся с места и на автомашинах направился в Кизыл-Кобу, где находился наш второй эшелон.
Дорога от Тау-Тапчика (Тау-Кипчак, Лесное около Баланово, сейчас не сущ.) к югу, в сторону Алушты, шла через горы. Каждый километр здесь давался машинам все трудней и трудней. Главная Крымская гряда сравнительно невысока, но склоны ее, размытые водой, изъеденные ложбинами, многочисленными воронками и провальными впадинами, были трудны для движения. Часто мы выходили из машин и поддерживали их, пока они, переваливаясь, преодолевали разнообразные встречавшиеся на пути препятствия.
Вечером колонна миновала домик лесника и остановилась над крутым обрывом. Дальше ехать нельзя. Спуститься машины еще, может быть, и смогли бы, но преодолеть противоположный крутой подъем не в их силах. Пришлось машины уничтожить.
Через полчаса подошел полк Рубцова. Ему вместе с 294-м пришлось отбить еще одну атаку врага. Только с наступлением темноты удалось оторваться от противника. По мнению Рубцова, полк Мартыненка свернул на ускутскую дорогу и пошел вместе с 297-м. …..
Далее описывается тяжелый переход к Севастополю и дальнейшие события:
«Начали комплектование полка с учета пограничников. Встречались с командирами, беседовали с красноармейцами. Тут как раз узнали судьбу наших частей.
16 ноября под Севастополь вышел 262-й полк майора Рубцова, сильно ослабленный боями. После прорыва через Ялтинское шоссе полк спустился к Ласпинской бухте между мысом Сарыч и Айя. Здесь в лесу его случайно обнаружили немцы. Завязалась перестрелка. Две ожесточенные атаки бойцы отбили, но полк понес большие потери. [133]
Вечером, когда бой прекратился, Рубцов и комиссар Тилинин на лодке пошли в Севастополь. Оттуда в бухту направились военные катера и подобрали большую часть людей. Остальные, рассеявшиеся во время боя, вышли в Севастополь мелкими группами.
Майор Изугенев прорвался 20 ноября. Он сохранил все свои легкие минометы. Майор Мартыненок с группой бойцов прибыл 24 ноября. С несколькими бойцами явился майор Серебряков, отставший от нас за Чатыр-дагом.
Позже мне удалось проследить за действиями 297-го и 294-го полков. Основные силы первого вышли к морю в районе Ускута. На побережье собралось много людей из разных частей и соединений. Командир одной из дивизий генерал-майор Аверкиев навел порядок и подчинил себе все имевшиеся там войска. Вначале он решил прорваться, через Алушту в Ялту, затем в Севастополь. У него оказалось много артиллерии, пулеметов на тачанках. Но в последний момент генерал отказался от правильного плана, надумал пробиваться через Судак на Феодосию, стал метаться от одного пункта к другому и в конце концов, как потом передавали, попал в плен.
Два батальона 294-го и 3-й батальон 297-го полков вышли в Ускут, когда генерал Аверкиев уже ушел оттуда. Поэтому они действовали самостоятельно. Командование взял на себя комиссар 294-го полка Молоснов и двинулся на Алушту. В ночь на 5 ноября батальоны выбили немцев из города.
Во время боя за Алушту пограничники разгромили немецкий штаб, уничтожив 11 офицеров. В городе они нашли много отставших раненых красноармейцев и командиров. За ночь их успели переправить в Ялту.
Утром на следующий день противник подтянул свежие силы и перешел в наступление. После упорного сопротивления батальоны оставили город. Часть пограничников после этого прорвалась в сторону Севастополя, часть отошла на север, где влилась в партизанские отряды.
Командир 297-го полка майор Панарин, не застав в Ускуте своих батальонов, тоже увел остатки полка к партизанам.
Скоро мне стала известна участь еще одного батальона 294-го полка. До 7 ноября он бродил в горах, [134] при всякой попытке выйти к морю натыкался на немцев. В день Октябрьской годовщины полковой комиссар Ермаков провел митинг. Бойцы поклялись любой ценой прорваться к Севастополю. Соединившись еще с несколькими группами людей из нашей дивизии, Ермаков повел их к морю. По дороге пришлось шесть раз вступать в бой с пехотой и танками противника. Применяя партизанскую тактику, нанося по врагу неожиданные удары, батальон ускользал от преследования. К концу ноября ермаковцы вырвались из окружения.
Всего в Севастополе собралось более 1500 солдат и офицеров дивизии, в том числе 957 пограничников. »
А вот что пишет в книге «Дневник партизана» (Симферополь, Крымиздат 1963) командир второго района И. Г. Генов:
«Тетрадь вторая.
3 ноября 1941 г. Сегодня партизаны дали первый бой фашистам. Утром в штабе района собрался командный состав расположенных вблизи отрядов. Неожиданно в 9.15 со стороны лесничества Нижний Кокасан прозвучало несколько винтовочных выстрелов, а затем раздались автоматные очереди. Совещание пришлось прервать. Команди ры получили приказ немедленно отправиться в свои отряды и привести их в боевую готовность. А стрельба все усиливалась. К ней присоединились взрывы снарядов и мин. Завязался бой, который длился до вечера. Оказалось, что со стороны Карасубазара по шоссейной дороге на Ускут отходил первый батальон 294-го пограничного полка. Против пограничников действовали два батальона немецкой пехоты и румынский кавалерийский эскадрон. Силы были слишком неравными. Приходилось оставлять рубеж за рубежом. Так пограничники оказались на базе Ичкинского отряда. В бой вступили партизаны и приняли на себя удар наступающего врага. Пока шел бой, пограничники успели оторваться от наседавшего противника и уйти на Ускут.
8 ноября 1941 г. Под вечер в штаб района пришли Чуб и командир 297-го стрелкового полка 184-й стрелковой дивизии погранвойск НКВД майор Панарин. Он привел остатки своего полка — 33 пограничника. По просьбе Панарина и Чуба мы образовали из них партизанскую группу и зачислили ее в состав Ичкинского отряда. Командиром группы назначили Панарина.»
Вот такая судьба 184-й дивизии погранвойск НКВД. Как и всех частей Красной Армии в условиях неразберихи, отсутствия связи, незнания местности.
Как все было на самом деле? Вот отрывок из недавно вышедшей книги известного исследователя партизанского движения в Крыму Мельничука Е. Б. «Партизанское движение в Крыму. (1941-1944гг.)»:
«Передовые подвижные отряды армейских корпусов 11-й армии успевали опередить отходившие с боями советские войска и перехватывали маршруты их движения. Командование войск Крыма и 51-й армии потеряло управления соединениями, в связи с чем многочисленные части и подразделения, прикрывающие перегруппировку войск, не получали приказов на переход в новые районы и оказывались отрезанными от основных сил. Попытки пробиться к своим во многих случаях успеха не имели, и тогда перед значительным числом военнослужащих, уставщих от поражений и потери перспективы, возникал вопрос: что делать дальше? Общим фоном при принятии непростых решений было массовое дезертирство личного состава (из числа местного населения)…
… При этом выбор был небольшим: позорный плен со всеми вытекающими последствиями, продолжение борьбы партизанскими методами, к чему армия не была готова или пробиваться в Севастополь. Очень многие выбрали последнее.»
«Утром 5 ноября на соединение с 421-й дивизией Приморской армии, оборонявшей Алушту, пытались пробиться отходившие в Севастополь из района Судак-Ускут 48-я отдельная кавдивизия (генерал-майор Аверкин Д. И.), отдельные батальоны из состава 294-го и 297-го полков 184 дивизии ПВ НКВД и остатки берегового и зенитного артдивизионов БО и ПВО ЧФ – всего более 3500 человек. Не объединенная единым командованием, не установившая истинного состава сил противостоящего противника, группировка не смогла прорвать относительно слабый заслон немецких войск, состоявший из передовых отрядов, пробившихся к Алуште через Ангарский перевал и госзаповедник. Потеряв значительную часть личного состава, группировка генерала Аверкина отошла в район сел Куру-Узень и Улу-Узень. 6 ноября после нескольких стычек с немцами и румынами, продвигающимися из Ускута к Алуште, малочисленные остатки советских войск были рассеяны и в ночь на 7 ноября разрозненными группами стали подниматься в горы на поиски партизан».
За счет бойцов армии пополнялись и вооружались партизанские отряды.
Но не все было так хорошо и гладко, как писали в книгах в советское время. Были и просто дикие случаи. Вот, например, какой случай приводит в своей книге Е. Б. Мельничук:
«Необходимо отметить, что в процессе оказания действительно братской помощи военнослужащим, отставшим от своих частей, в Колайском отряде произошел дикий случай, ставший впоследствии причиной разбирательства его военным трибуналом ПР-1-2, созданным решением ВС Крымского фронта в апреле 1942 г. (приказ №47 от 26.04.1942 г.).
В результате следствия было установлено, что командир отряда И. Н. Губарев и комиссар С. И. Штепа приказали разоружить группу из 25 краснофлотцев и пограничников, просивших принять их в отряд после боя под Алуштой. Уставших и голодных бойцов в отряде не накормили и безоружных выгнали из лагеря. Группа остановилась на ночлег в разрушенной кошаре на Карабияйле. А на рассвете на спящих напали румыны, убили 15 человек и 7 ранили. После ухода румын раненые были доставлены в лагерь Колайского отряда, где по приказу Губарева и Штепы с них были сняты сапоги, пояса, отобраны часы, бинокли, полевые сумки и другое имущество. К исходу 11 ноября в санпалатку принесли раненого сотрудника НКВД Ичкинского отряда И. И. Волкова, прибывшего на связь и ставшего свидетелем происходившего беззакония. Волков предупредил Губарева, и Штепу, что доложит обо всем начальнику 2-го района. О безобразиях в отряде хотел доложить и младший лейтенант Лехтус, находившийся у колайцев. Установив, что ранение Волкова не опасно для жизни, Губарев приказал медсестре Э. Денислямовой умертвить его с помощью большой дозы морфина, однако Волков выжил. Тогда командование отряда с целью уничтожения свидетелей приказало своим подручным Волкова и Лехтуса расстрелять. За содеянное Губарев и Штепа 25.05.42 были расстреляны по приговору военного трибунала, а Демислямова приговорена к пяти годам заключения условно (27.07.42 Денислямова во время боя сдалась с плен румынам)».
Вот такие были события в этом районе. Ну, а что за бой был у подножия Кара-Тау 5 ноября 1941 года? Из рассказа Евгения Борисовича Мельничука:
Разрозненные группы пограничников через яйлу уходили на Южный берег. Уходили, преследуемые немцами и вооруженными бандитами из местных жителей (когда немцами был взят перешеек, в армию было мобилизовано местное население, которое тут же дезертировало с полученным оружием). Уже 5 суток пограничники были без сна и отдыха. К темноте, а в ноябре день короткий, вышли на яйлу. А зима в тот год была суровой, снежной и морозной. Что такое зима на Караби, не надо пояснять. Оторвавшись от преследователей, группа пограничников остановилась на ночлег. В настоящее время точное место событий никто указать не может. Известно только, что где-то под Кара-Тау, у развилки дорог на Куртлук (Пчелиное) и Улу-Узень (Генеральское). Здесь на них, уставших, замерзших и голодных напали преследователи. Каким был бой, одному Богу известно, описания очевидцев отсутствуют. Как было установлено впоследствии, погибших было 25, имена их не установлены, что при том хаосе неудивительно. С убитых были сняты сапоги, обмундирование, забрано оружие. Останки были обнаружены только когда сошел снег. Никто их не хоронил, так что нет могилы. Да и вырыть яму в тех местах проблема – сплошной камень.
На вершине Кара-Тау установлен скромный обелиск в память погибших пограничников, а теперь вот есть памятный знак (табличка) на предполагаемом месте боя, установленный севастопольскими волонтерами при поддержке КСС и туристов.
В июле 2016 года к обелиску на вершине Кара-Тау севастопольцами была прикреплена информационная доска. На открытии доски Е. Б. Мельничук рассказал о действиях партизан на Караби и прилегающих районах. Смотреть видео можно по ссылке
http://www.youtube.com/watch?v=_7hQcJk94X8
По ходу наткнулся на интересный факт из книги Генова: « Взяты трофеи: один пулемет, два автомата, двенадцать винтовок и полевая сумка офицера с ценными документами. Просматривая документы, я обнаружил "туристскую" карту горной части Крыма. На ней нанесены не только лесные и горные дороги, но даже редкие тропки и тропинки, известные лишь лесникам и чабанам. Красным карандашом отмечено кружками примерное расположение наших отрядов. Это уже второй случай, когда партизаны находят у убитых вражеских офицеров наши туристские карты. Хотелось бы знать, кто снабдил противника такими картами? Их у нас нет даже у командного состава».
