Записал Галик МЕНОВЩИКОВ, член областного совета старейшин. со слов партизана Великой Отечественной Е. Т. Кумскова.
— Помните слова народной мудрости: “Посеете поступок — пожнете привычку, посеете привычку — пожнете характер, посеете характер — и вы пожнете судьбу”? Много ли для этого надо времени? Год, десять лет? Моей судьбой стал Брянский лес: там я была партизанкой.
Прислонив к стене трость, напротив меня поудобнее устроилась пожилая женщина. Екатерина Трофимовна Кумскова. Набросив на плечи платок, она рассказывает о своей тревожной молодости.
— Шел 1942-й. Война с фашистами докатилась до лесов Брянщины. Наши войска с боями отходили на восток. На занятой врагом территории создавались партизанские отряды.
Мне тогда было девятнадцать. Была физически крепкой, выносливой, умела стрелять, оказывать первую медицинскую помощь. Всему этому меня научили в школе. Я чувствовала, что могу пригодиться.
И вот комиссия. Спросили: “В партизанский отряд медсестрой пойдешь?” “Да!” — ответила я, и это был мой первый серьезный поступок. Меня зачислили в партизанский отряд, позже преобразованный в бригаду, получившую имя Пожарского. Бригада кавалерийская. “Будешь медсестрой при конной разведке штаба”, — сказал командир В. Г. Романенко. И я научилась надежно сидеть в седле, управлять лошадью.
Быт был суровым, не для девчонок. Но я знала, на что шла. Бригада действовала на большой территории Брянщины. Не успеем землянку отрыть, приходит приказ: бросок в сторону на восемь-десять километров. Привыкла спать под открытым небом на лапниках.
В составе конной разведки, совершавшей броски на дальние рубежи нашей области, я научилась распознавать фашистские склады горючего и продовольствия, скопления живой силы и техники врага, находить подходы к железнодорожным мостам и рекам. И, конечно, вместе с ребятами вступать в бой.
Помню, собрали мы как-то ценные сведения о противнике и возвращались на “базу” довольные. Лошади мягко ступают по лесной тропке. И вдруг — выстрелы! Засада! Прячась за деревьями, по нам вели огонь, как мы узнали позже, полицаи. Выслужиться решили перед своими хозяевами.
Мы спешились. Меня оставили с лошадьми. Завязался бой. Ранена лошадь. Чем я ей помогу? Но вот звуки выстрелов стали глуше. Отвязав коней, я вскочила в седло и поскакала в сторону штаба. Остальные лошади (вот умницы!) тронулись за мной. Вскоре повстречались мои разведчики. Двоих полицаев взяли в плен. Участь их была предсказуема: предателей расстреляли по решению военного суда бригады.
Но должна сказать: изменниками в населенных пунктах становились немногие, люди нас поддерживали, чем могли, помогали. В немецкие штабы внедрялись комсомольцы и члены партии. Передавали нам необходимые сведения, а порой и спасали нас. Выполняла я как-то в одной деревне задание, связанное со сбором сведений о живой силе противника. На улице меня задержали полицаи. Начались допросы: кто я, откуда, что делаю в селе? Поверили ли они сочиненной легенде, не знаю. Выручил меня молодой человек в немецкой форме, заявивший, что знает меня и подтверждает сказанные мною слова. И... меня отпустили. Кто это был: внедренный в штаб подпольщик, партиец или просто честный человек, до сих пор не знаю. Но благодаря ему я избежала смертельной опасности. В одном уверена: это был наш человек, советский.
Между тем партизанское движение на Брянщине росло и набирало силу. По соседству с нами уже действовали еще две партизанские бригады. И я была рада, когда до меня доходили добрые вести: “Вчера второй и пятый отряды подавили две огневые точки противника, уничтожили артиллерийскую установку...”, “Соседней бригадой взорван железнодорожный мост...”, “Разведчики добыли “языка” из окрестной деревни...”
Так вам и надо, гады, думала я. С лица грязь смыть можно, а с души вы ее и ножом не соскребете Весь наш народ взялся за оружие, и тебе, фашистская нечисть, не уйти от справедливого возмездия... Как-то, находясь в особо хорошем, приподнятом настроении, я вышла из шалаша. Пахнуло вечерней прохладой. Ветви деревьев, раскачиваясь на ветру, издавали таинственные звуки. Вдали, на широкой поляне, в окружении партизан полыхал огромный костер, слышались голоса, взрывы смеха. И вдруг все смолкло. “Ребята, споем нашу, партизанскую”, — услышала я знакомый голос. Принадлежал он Яше, моему другу, бывшему танкисту Красной Армии, чудом вырвавшемуся из горящего танка. А ныне — начальнику штаба бригады Якову Григорьевичу Кумскову. — Споем, — поддержали партизаны. Гармонист раздвинул меха. А губы мои беззвучно шептали: “Ты предложил мне стать твоей женой. Здесь, в партизанской бригаде. Я же ответила тебе, мой милый, отказом. Помнишь? Не любовью заниматься я пошла в партизаны, а бить фашистов. Давай подождем, Яша...” И вдруг грянули сдержанно-торжественные аккорды песни: “Шумел сурово Брянский лес. Спускались синие туманы, и сосны слышали окрест, как шли на битву партизаны...” А вот и мой голос поддержал мелодию песни: “Врагам в лесах спасенья нет — летят советские гранаты, и командир кричит им вслед: “Громи захватчиков, ребята!” Мой голос Яша услышал, приветственно помахал рукой...
Заканчивался 1943-й. Как всегда, в группе конных разведчиков я выезжала на передний край нашей обороны. И стала замечать что-то новое: немцы лихорадочно укрепляли свои позиции, подходили новые воинские части, в деревнях появилось много танков, орудий и минометов. “Что они затевают?” — думала я. А в штабе, оценивая донесения разведки, используя другую информацию, знали: немцы нас взяли в кольцо и решили разом покончить с партизанами Брянского леса. Как я узнала позже, против наших трех бригад, насчитывающих шесть тысяч человек, фашисты решили бросить двадцать тысяч своих головорезов, до зубов оснащенных оружием. В бригаду шли неутешительные сведения: у фашистов появляются новые огневые точки, проходы и выходы из леса минируются, на деревьях дежурят снайперы, самолеты с утра до вечера барражируют в воздухе. Несколько попыток прорваться с боем не удались.
Бригаде передали приказ: выходить из окружения без боя. Мелкими группами по 30-50 человек. Лошадей оставить, громоздкую технику (минометы, станковые пулеметы) — закопать. Остатки продуктов — с собой. Остатки? У нас их уже не было. Отсутствовала соль, негде зачерпнуть ведро воды: колодцы были отравлены. Попытки ночных переправ приводили лишь к потере наших ребят и техники. Решили пробиваться с боем. Шли днем по тропам, где меньше немцев. Передовые группы прокладывали дорогу, но порой партизаны гибли на минах. А карт расположения минных полей у нас не было. Помог случай. Однажды в расположение нашей бригады ворвалась машина немецкого генерала. В перестрелке машину подорвали, а генерал с шофером и охранником были убиты. В сумке у генерала нашли очень ценный для нас документ — карту минных заграждений. Теперь легче было выходить из окружения.
Шел бой. На моих глазах осколком сражен рослый мужчина. С помощью подбежавшей девушки я потащила его. Впереди падает еще один партизан, стонет. Рослого мужчину я оставила на попечение подруги, а сама метнулась к другому раненому. Подняла его, сделала несколько шагов и вдруг почувствовала: он как-то сразу обмяк и упал. Фашистская пуля прошила его...
Кольцо блокады наконец было прорвано. Мы вышли из окружения. Девять дней, отражая погоню, стирая в кровь ноги, шли до пункта сбора — Новозыбковских лесов. Здесь 23 сентября наша бригада соединилась с регулярными частями Советской Армии. Бригада была расформирована: часть партизан влилась в ряды воинских подразделений, часть осталась в городе Новозыбково и других населенных пунктах помогать налаживать мирную жизнь.
Здесь я окончила пединститут и вышла замуж за Кумскова. Родились дочь с сыном. В конце пятидесятых годов мы переехали жить и работать в Кемерово. Была старшим воспитателем в школе-интернате № 6, много лет отдала Кемеровскому университету, руководя там педагогической практикой студентов. А наград в те годы нам не давали. Медаль “Партизану Отечественной войны” первой степени я получила в 1944 г. А позднее я получила орден Отечественной войны второй степени. Но главная награда — судьба пощадила меня, и я осталась живой. В Брянских лесах закалила характер и волю.
