Письмо к К. П. Пятницкому. 8 мая 1902, Арзамас:
Вот я в Арзамасе и очень доволен этим. Славный город. 36 церквей и — ни одной библиотеки. По улицам, мощённым огромными обломками каких-то серых скал, ходят свиньи, полицейские и обыватели, ходят медленно, имея вид существ, совершенно лишённых каких- либо активных намерений.
Уличная жизнь очень развита — обыватели бьют жён своих на тротуарах. Представлялся мне один из местных помещиков — интересный парень, по его словам. Говорит, что «любит царя, кто б он ни был (?), склонен к дебошам, сорок раз падал с лошади и оттого несколько рассеян, а может быть, и просто глуп».
Тихо здесь, славно. Окрестности — мне нравятся, широко, гладко. Вообще должен сказать, что, если начальство думало, посылая меня сюда, причинить мне неприятность, - оно ошиблось. Заведу себе на днях стол, начну работать и накоплю здоровья лет на пять. Квартира хорошая
Письмо к А. П. Чехову. 9 мая 1902, Арзамас.
Вот я и в Арзамасе, дорогой друг Антон Павлович! Любуюсь церквами — их здесь 36 штук! - а о жителях слышал, что они меня боятся и будто бы по поводу появления моего говорят так: «Вот не было печали, так черти накачали! Пойдут теперь и у нас прокламации с революциями». Никто ко мне — кроме разных людей низкого звания — не ходит, опасаясь, что визит такой может наложить пятно неблагонадёжности, а я этому рад. Живу себе да дрова колю, для гимнастики. Кажется, много буду писать, хотя ещё не начинал.
Тихо здесь, спокойно, воздух — хороший, множество садов, в садах поют соловьи и прячутся под кустами шпионы. Соловьи — во всех садах, а шпионы, кажется, только в моём. Сидят во тьме ночной под окнами и стараются усмотреть, как я крамолу пущаю по России, а не видя сего — покряхтывают и пугают домашних моих.
Честь и слава министерству внутренних дел! Как неутомимо оно обращает на меня внимание обывателей русских! В Арзам[асе] публика начала почитывать Горького из таких соображений: «Надо почитать его, чёрт возьми! А то узнает как-нибудь, что не читали, скажет - «невежды». И покупают книжки, бедные люди! А мне то и наруку. Вообще - здесь очень любопытно жить, давно уж я не видел так много тупых и наивных людей в одном месте. Приезжайте! У нас огромный дом, что-то около 12 комнат, а если найдёте, что здесь жарко, пыльно и скучно, - мы Вас отправим в Понетаевский монастырь — чудное место верстах в 20. Есть там река рыбная, пруды, сады и 700! - монашек. Подумайте — 700! А то поедете в Саровскую пустынь, тоже великолепное место, - бор сосновый там — удивительный! Здесь, у нас в Ар[замасе], есть река Тёша; в ней мальчишки с большим успехом ловят окуней, щурят и карасиков. Возьмём мы с Вами лодку, я буду Вас возить по реке, а приедем на рыбное место — я буду книжку читать, а Вы — дожидаться, пока окунь клюнет. Милое житьё, ей-богу! Молоко здесь хорошо очень и много дичи. Мы всё дупелей едим и рябчиков. Дёшево!
Приезжайте-ка! И заберите тётю Ольгу с собой, она бы роли свои готовила и здоровья нагуливала себе вместе с моей спицеобразной женой.
Зажили бы мы — расчудесно! В саду, под старой липой, повесим гамаки и, лёжа в них, в небеса арзамасские молча смотреть будем. И ещё многие другие удовольствия изобразим А жена просит написать Вам, что и кухарка у нас хорошая — её приглашают стряпать в монастыри, когда приезжает архиерей. Вот как! Клятвенно уверяю Вас — здесь во всех отношениях лучше, чем у Вас, только моря нет. Но зато — есть пруды и в них такие лягушки, что диву даёшься!
Письмо к К. П. Пятницкому 13 мая 1902, Арзамас.
Арзамас, как я замечаю, город несомненных бездельников, а это впечатление,- хотя, быть может, и ошибочное,- возмущая меня, наполняет мою психику бурной энергией. Провижу в будущем тихоходов-арзамасцев смятенными и быстро бегающими по улицам города с ужасными тайнами на рожах, облечёнными в конспирации, ищущими ту точку опоры, с коей они могли бы перевернуть вверх тормашками всю систему жизни своей. А жизнь - медленная и, кажется, не очень весёлая. В последнем меня особенно убеждает огромное количество влюблённых и внешний вид их. Как «онъ», так и «они» имеют столь мало выразительные мордашки и хари, что сразу начинаешь думать: вот люди, которые лишь потому влюбились друг в друга, что больше делать им нечего, кроме как повеситься с тоски на деревьях. Они вешаются друг другу на шеи.
Письмо к К. П. Пятницкому. 16 мая 1902, Арзамас.
Начинаю вступать в местное общество. Здесь, как и на всех других точках земли, тоже есть хорошие люди. Есть и такие, которые говорят: «Вот не было печали, так черти накачали! Приехал, оказывается, этот, Горький-то! Вдруг ему вздумается сделать нам визиты, а? Скомпрометирует...». Земский начальник Хотяинцев — отец его воспитал Зверева, незаконнорожденного, управляющего по делам печати — предупреждает разных людей, чтобы они меня бежали. А один купец пресерьёзно рассказывает, что по случаю моего назначения в Арзамас сюда переводят батальон солдат. И радуется — покупателя будет больше
Письмо к К. П. Пятницкому. 29 мая 1902, Арзамас.
Здесь тихо, как в болоте. Чувствую, что понемногу начинаю утрачивать дар слова, а физиономия моя худеет и становится похожей на волчью морду. По вечерам – молюсь: боже — не дай Горькому погибнуть в борьбе с приставом Даниловым!
Письмо к А. П. Чехову. Начало июня 1902, Арзамас.
Ко мне от Нижнего семь часов езды по железной дороге, по очень скверной дороге! Но — у нас есть сад, с огромной липой в нём, а под этой липой мы пьём чай, дважды в день. И есть у нас четыре пустых комнаты, назначены они для Вас. Река Тёша — хорошая река, и рыбы в ней — сколько Вам угодно! Серьёзно! Выкупавшись, я подолгу сижу на берегу и наблюдаю, как в воде гуляют окуни, язи и прочие синьоры. Очень интересно! Окрестности — мне ужасно нравятся: равнина широкая, зелёная, усеянная сёлами.
Тишина здесь — великолепная! Воздух доброкачественный. Земляники и молока — сколько хотите!
Я уверен, что и Вам и тётеньке Ольге — было бы совсем не вредно посуществовать здесь с месяц времени и покормиться от благ земли арзамасской.
Письмо к К. П. Пятницкому 20 июня 1902, Арзамас.
Мне всё больше нравится здесь .
Патриархальность здешняя граничит с удивительной тупостью. Нередко группа дам в шляпках и со всеми знаками принадлежности к высоким слоям местного общества - останавливается на дороге, смотрит в окна и рассуждает: «Какой худой! Страшный... Сразу видно, что за дело его сюда сослали!» И т. д. Сначала я — ничего! - терплю. Потом — спрашиваю: «Сударыни, вам милостину подать?» - После этого они уходят.
Местные жители ко мне не ходят, боясь замарать репутацию благонамеренных. И — представьте! - этим страхом заражён и Оболенский, - сын писателя, - податной инспектор. Жаль старика Оболенского! Есть здесь очень интересный поп и — сапожник. Сей последний — кривой на один глаз, занимается астрономией, берёт уроки математики у профессора Костерина, живущего здесь, и — мечтает о телескопе. Есть и другие сапожники, более земноводные и не менее интересные. Хотелось бы мне подарить сапожнику-астроному какое-нибудь солидное сочинение по астрономии. Клейн, Юнг, Чемберс, Фламмарион — всё это читано им. Не порекомендуете ли что-либо? Обладая страстью к делёжке своими знаниями, сей господин поглощает книги, как огонь. Покупать — не может, он одиночка-кустарь, многосемеен и беден
Письмо Н. Д. Телешову. 21июня 1902, Арзамас
Как живёте? Я — довольно сносно. Город Арзамас — тихий город и не мешает работать. Очень красивы окрестности. Хожу в лес по грибы и по ягоды. Снимаю за 35 р. целый дом. Население в нём на 90% - поднадзорное, что крайне волнует местное начальство, не привыкшее, очевидно, к таковому обилию неблагонадёжных.
Письмо В. И. Немировичу-Данченко. 22 июня 1902, Арзамас.
Живу - очень недурно. Много работаю. Городишко красивый и очень смешной, дикий, что меня весьма занимает. Приставили ко мне несколько шпионов, иные – дошлые - заходят поговорить «по душе», другие прогуливаются под окнами Принимают меня здесь за фальшивого монетчика, и, когда я дам нищему серебряную монету, полицейский, стоящий против окон, отбирает её у нищего и пробует зубом.
Полиция здесь — глупа и нахальна. Одного пристава принуждён был выгнать вон из квартиры. Вообще — занятно [...]
Письмо к К. П. Пятницкому 23 июня, Арзамас.
Познакомился я с одним попом. Хороший, редкий поп! Нечто вроде арзамасского Моисея, ибо тоже занимается водопроводным делом. Только Моисей мог сразу — ударом палки по камню — добыть воды, а мой поп двадцать лет бьёт по башкам местных купцов и — всё ещё пока без результата. Крепкие башки, как видите. Славно бы такими башками арзамасские улицы мостить, а то здесь мостят таким мягким известковым камнем, что в сухую погоду даёт белую едкую пыль.
Здесь — нет воды. Жители бедные пьют некую рыжую жижицу из оврага «Сороки», жижица сия образуется от стока вешних вод и разной дряни с усадебных мест, она прескверно пахнет и даже на глаз представляет собою бульон с микробами. Жители богатые имеют бочки, лошадей и возят воду из ключа в нескольких верстах от города. В кассе города есть 35 000 р., пожертвованные неким благодетелем на водопровод или на устройство общества взаимного страхования. Купцы — желают страхования, а водопровода не хотят, ибо — воды нигде нет, вода же реки Тёши — отравлена кожевниками так искусно, что её даже скотина не пьёт.
Является поп. Воды нет? Идёт в лес за четыре версты от города, роет, копает и - находит прекрасную ключевую воду в количестве 30 000 вёдер в сутки, чего на 10 000 населения достаточно в такой мере, что даже чёрного кобеля можно вымыть добела. Ну — и рассердились же купцы на попа! Двадцать лет тормозят ему дело. А попик старенький, умненький и эдакой — железненький, - гнётся, а не ломается! Славная фигура! Не имея никоего представления ни о геологии, ни о гидротехнике, он всё это изучил, расковырял уйму земли, добыл воду, убил кучу своих денег и — не умрёт, пока не напоит арзамасцев хорошей водой.
Как приятно встретить среди сонных, трусливых баранов и жадных, тупых волков — упругую человечью энергию, неуклонное стремление к цели сквозь трясину всякой глупости, пошлости и жадности! Сидел он, поп, у меня сегодня, читали мы с ним книжку Мадзини, восторгался поп и говорил мне, подмигивая: «А? Человек-то? Что есть лучше человека? Ничего нет, государь мой! Так и знайте — ничего нет! И другим поведайте — нет ничего, что было бы лучше человека в мире сём!»
Кривой сапожник придерживается такого же мнения. Боюсь, что они и меня обратят в свою веру
Письмо А. П. Чехову. Между 1 и 8 августа 1902, Арзамас.
До чёртиков хочется видеть Вас и быть на репетиции Вашей пьесы. И своей. И видеть всех людей, - людей, которые ходят быстро, не носят галстухов, от которых глаза слепнут, и говорят о чём-нибудь ещё, кроме солонины, поведения докторовой жены, игры в 66 или 666. Надоело мне здесь. В голове у меня звонят 36 колоколен, а грудь — хрипит, как немазаная телега.
Если меня отсюда осенью не выпустят, я влюблюсь в горничную податного инспектора, что живёт против нас, увлеку её на самую высокую из городских колоколен и — брошусь вниз оттуда, вместе с ней, конечно. Это будет — трагическая смерть М. Горького. Или — здесь есть дама, которая ходит в конфедератке, с хлыстом в руке и собакой на цепи; при встрече с «поднадзорным» она делает страшно презрительное лицо и отвёртывается в сторону. Так вот, я возьму эту даму за левую ногу и выкупаю её в вонючем пруде «Сороке», а потом заставлю съесть годовой экземпляр «Московских ведомостей» - без объявлений казённых, уж бог с ней! Всякую тварь жалеть надобно. Это будет «зверский поступок М. Горького». Вообще — я «дам пищу газетам», если меня отсюда не уберут.
Дождь идёт, чёрт его дери! Собаки воют, вороны каркают, петухи поют, колокола звонят, а людей — нет! По улицам ходят одни попы и ищут — кого бы похоронить, хоть за 30 к.? Горничная податного инспектора — единственная интересная женщина на все 10 000 жителей, но она, чертовка, с таким усердием служит Амуру, что её, наверное, поклонники разорвут на кусочки или Венера оторвёт ей нос
