Этой дорогой из Армавира в Архыз я проезжал более двух десятков раз. Проехав мост через Большой Зеленчук, отделяющий Краснодарский край от Карачаево-Черессии, я поворачивал направо – в сторону станицы Зеленчукской и далее – до Архыза. Слева же оставался указатель незнакомого мне населенного пункта – аула Бесленей. Аул – как аул. Мало ли в КЧР таких аулов, думалось мне. Но однажды, при попытке нагуглить в интернете описание расположенного недалеко водопадика, я наткнулся на удивительную историю, произошедшую в этом ауле в годы Великой Отечественной войны.
В блокадном Ленинграде катастрофически не хватало детских домов. Только зимой 1941-42 гг сиротами остались более 30 тысяч детей. Для осиротевших ребятишек в срочном порядке открывались новые приюты. Когда город освободят от блокады, не знал никто, включая членов Ставки Верховного Главнокомандования. Детей по возможности эвакуировали. Но из-за постоянных бомбежек ладожскую трассу длиной тридцать километров приходилось все время ремонтировать. Ее всякий раз практически отстраивали заново. Это затягивало процесс эвакуации, и очередь до детского дома номер 12 дошла лишь в апреле. Детей было решено отправить в глубокий тыл – на Кавказ.
Весна 1942-го. Эшелон с ленинградскими сиротами шел на Кавказ. Но очень скоро именно на юго-западном направлении Гитлер сосредоточит практически все свои военные резервы и начнет поход за кавказской нефтью. В Армавире эшелон разбомбили. Тот, кто успел выбраться из горящих вагонов, спасся. Многие сгорели заживо. После бомбежки красноармейцы отправили выживших детей в станицу Курган. Там маленьким блокадникам выделили четыре подводы. В сопровождении однорукого комиссованного солдата, имя которого теперь никто уж и не вспомнит, они двинулись дальше. Их путь лежал в Грузию. Больше месяца обоз скитался по горным аулам и казачьим станицам. Дети умирали в пути от голода и цинги. А путь до Грузии предстоял еще долгий.
Наконец 13 августа 1942 года на окраине аула Бесленей, что в Карачаево-Черкесии, остановились четыре подводы с умирающими детьми. Дети, эвакуированные из блокадного Ленинграда, уже почти пять месяцев находились в пути. Позади оставались кубанские станицы, горные аулы, жители которых жалели ребятишек, выносили им хлеб, давали воду, но брать на постой категорически отказывались. Дети в основном были евреями…
«В те дни практически все жители аула находились в поле. Убирали пшеницу и кукурузу, – рассказывает жительница Бесленея Римма Патова. – Уже было известно, что немцы вот-вот войдут в аул. Было приказано: с полей все убрать и отправить на фронт». Весть о том, что у речки Большой Зеленчук стоят подводы с умирающими детьми, принесли взрослым вездесущие мальчишки. Их же и послали за председателем колхоза Хусином Лаховым. Тот в свою очередь срочно собрал совет старейшин. Старики убеждали друг друга несколько часов кряду. Одни говорили, мол, посмотрите, сколько среди них евреев, а немцы все ближе и ближе, они всех перестреляют. Другие возражали: нельзя выгнать этих несчастных детей. Адыге Хабзе - свод моральных правил, утвержденный веками у черкесов и у всех адыгских народов - запрещает это. Под затянувшимся спором черту подвел староста аула Мурзабек Охтов: «Оставить детей – навлечь на себя беду, не принять их – пойти против Адыге Хабзе. Мы не можем их оставить на дороге». На многих из детей, находящихся на подводах, практически не было одежды. Почти все они были больными, все время молчали. А те, кто могли говорить, в бреду звали матерей.
«Таких мы раньше не видели. Бледные. Худые. Грязные. С распухшими ногами и.... необыкновенно тихие. Те, кто был покрепче слезли с подвод и опустились на траву. Тихие и безучастные ко всему происходящему вокруг, как маленькие старички, - вспоминал после войны председатель сельсовета Сагид Шовгенов, - Совсем больные остались лежать в подводах. У умирающих детей не было сил даже на то, чтобы отогнать от себя оводов и мух». С детьми были женщины - воспитатели. За старшего - мужчина - инвалид с пустым рукавом, заправленным за пояс гимнастерки. Мужчина рассказал, что дети из ленинградского детдома на Малой Охте. «Планируем через Клухорский перевал уйти в Абхазию, но боюсь, довезем не всех, - сказал однорукий, - Многие, пожалуй, помрут в дороге». «Зачем мучить детей дорогой? Почему не раздали по домам?», - спросил у старшего председатель сельсовета Сагид Шовгенов. Мужчина протянул в их сторону единственную руку: «Ты на их лица посмотри - сколько здесь евреев. Кто же их возьмет? Немцы расстреливают за укрывательство евреев». Аульчане раздумывали недолго. Разобрали по домам тех, кто согласился остаться, и тех, кто не мог уже продолжать путь - всего 32 ребенка.
На земле у подводы сидели две сестрички - Катя и Женя, и их старший брат Валентин. Женя и Валентин отказались остаться. Катю уговорил Абдурахман Охтов: «Идем к нам, дочка. Не бойся. Ведь мы с тобой одной крови, мы – люди». Вечером председатель колхоза Хусин Лахов, председатель сельсовета Сагид Шовгенов и Мурзабек Охтов собрали жителей села. Прошел слух, что гитлеровцы прорвали фронт и скоро будут в Бесленее. Помня о словах однорукого, решили дать ленинградским детям черкесские имена и фамилии и записать их в сельскую книгу, как рожденных в ауле.
Володя Жданов стал Володей Цеевым, Катя Иванова - Фатимой Охтовой, Витя Воронин - Рамазаном Адзиновым, Марик (фамилия не сохранилась) - Мусой Агаржаноковым, Саша (фамилия не сохранилась) - Рамазаном Хежевым. Единственный, кого не «переписали», - 14-летний Алексей Сюськин. Он прожил в семье Патовых до 18 лет, потом ушел в армию и больше в аул не возвращался.
Хусин Лахов распорядился раздать семьям, приютившим ленинградцев, остатки скудных колхозных запасов (пшено, кукурузу и мед), - для восстановления сил больных детей. Вскоре немцы прорвали фронт. Обозу с детьми не удалось выйти на перевал, их настигли в Теберде и всех расстреляли. Откуда немцы узнали, что часть детей осталась в Бесленее, - неизвестно. Может, выдал кто, а может кто-то из воспитателей вел записи и они попали в руки фашистов. Но детей искали именно в Бесленее. Розысками руководил обер-ефрейтор Освальд. Выспрашивал про еврейских детей у Сагида Шовгенова. Говорил, что это необычные дети, и их надо срочно изолировать. Сверяли детей аула с записями в сельской книге, но эта процедура, благодаря предусмотрительности Шовгенова, результатов не дала. Людей уговаривали, таскали на допросы, угрожали расстрелом за укрывательство, но все тщетно - ни один житель аула не выдал детей. Мурзабек Охтов при немцах стал старостой аула и, как мог, спасал не только ленинградских детей, но и всех жителей аула. Надо сказать, что в здешних аулах после прихода оккупантов часто старики приходили к уважаемым в селе мужчинам и просили их стать старостами. «Пойми, если ты откажешься, назначат какого-нибудь негодяя, который причинит нам много зла», - уговаривали старики. И мужчины соглашались. Многие им обязаны жизнью, и многих из них расстреляли после освобождения республики как изменников родины.
Одним из таких мужчин был Мурзабек Охтов. Известен случай, когда какой-то стукач принес в сельскую управу список жителей аула - коммунистов, активистов и т.п. и заявил, что их всех надо расстрелять. Охтов не дал стукачу договорить и стал избивать его в присутствии немецкого офицера. Офицер спросил старосту: «За что ты его бьешь, ведь он говорит правду?». Охтов ответил: «Он, лжец, и при советской власти бегал со списками и требовал всех расстрелять! А теперь пытается настроить аул против германских властей!». Офицер поверил старосте. За 5 месяцев оккупации в Бесленее Мурзабек Охтов не смог спасти лишь одного парня. В ауле вспоминают, что вроде бы его обвинили в покушении на немецкого солдата. После войны Охтова арестовали за сотрудничество с оккупационными властями, но через две недели освободили - посадить такого человека даже у чекистов не поднялась рука.
И дети выжили - благодаря заботливым рукам новых матерей и «лаховскому» хлебу. После войны большинство детей нашли родственники. Тех, кого разыскали, перевезли в сталинградский детдом, откуда их забрали родные. Те, кого не нашли, остались жить в Бесленее. Женились или вышли замуж, родили детей. Каждый занял достойное место в жизни и снискал уважение односельчан благородством натуры и... необыкновенно трепетным, даже по меркам горцев, отношением к родителям. Фатима Охтова (Катя Иванова) вышла замуж и родила пятерых детей. К ее счастью, после войны нашлись ее брат Валентин и сестра Евгения. Единственные, кто выжили из обоза. По дороге в Теберду их приютили в станице Новоисправненской. Валентин вырос, вернулся в Ленинград, встал на ноги и стал звать сестер. Только они не поехали. Слишком вросли в эту землю, ставшую родиной их детей, казачка Евгения и черкешенка Фатима. Многим приемным детям полуграмотные бесленеевцы дали хорошее образование, считая, что дети должны быть лучше родителей. И разлетелись ленинградцы в разные края. Многих унесло время, Сейчас в ауле проживает 4 ленинградца из военного детского эшелона.
К сожалению, гражданский подвиг бесленеевцев и сегодня не оценен по заслугам. Но благодарные черкесы-ленинградцы решили в память о совершенном в Бесленее коллективном гражданском подвиге установить приютившим и воспитавшим их родителям памятник от детей-блокадников. По просьбе Рамазана Адзинова скульптор Хатиза Кемрюгов изготовил макет такого памятника: черкесская женщина обнимает приемного ребенка из блокадного Ленинграда, за спасение которого грозила смерть от рук фашистов. Эскиз понравился всем, но денег на реализацию задуманного проекта не было. Благодаря журналистской деятельности пожилые ленинградские черкесы неожиданно получили мощную поддержку неравнодушной общественности из разных уголков России. Подвиг стариков и женщин аула Бесленей был оценен снизу такими же простыми людьми, как и сами герои этой истории. На призыв откликнулись многие. Благотворительные пожертвования на создание памятника внесли и жители Бесленея. Свой месячный заработок перечислили в фонд строительства памятника и официальные лица: президент Карачаево-Черкесии Борис Эбзеев, председатель правительства Владимир Кайшев, министр экономического развития Солтан Хашукаев, спикер парламента, депутаты, бизнесмены, политики. В 2010 году, через 68 лет после того, как на берегу реки Большой Зеленчук в Бесленее появился обоз с истощенными ленинградскими детьми, в ауле появился памятник, посвященный межнациональной дружбе, возведенный на народные деньги.
