Дядя Стёпа и Айболит, Муха Цокотуха и Золотая Рыбка, Мойдодыр и Бармалей… С этими сказками мы знакомимся в самом раннем детстве, одни из первых рассказываем своим детям, а потом - и внукам. А задумывались ли вы когда нибудь, как появились герои детских сказок? Почти за каждым из них стоит своя история.
Золотая Рыбка… Чудесные истории о том, как однажды человек выловил в каком либо водоёме волшебное существо, обладающее способностью исполнять желания, встречаются у разных народов. Тут и русский лентяй Емеля со своей волшебной Щукой, и малайзийская сказка о трёх желаниях и короле моря, и индонезийская - про рыбку Леунгли, и шотландские легенды о русалках, которые иногда попадались в сети рыбаков и за своё освобождение обещали исполнить три желания. Александр Сергеевич Пушкин за основу своей стихотворной сказки взял произведение братьев Гримм “О рыбаке и его жене”. Кроме того, Пушкин опирался на русскую народную сказку “Жадная старуха”, где вместо рыбки фигурировало волшебное дерево. В рукописи поэта эта сказка помечена как “18 песнь сербская”, что говорит о том, что поначалу он хотел включить её в свой цикл “Песни западных славян”. Об этом говорит и её нерифмованный сказовый стиль. В немецкой сказке была сцена, где жена рыбака просит сделать её самим… римским папой! Столь забавная просьба брала свои истоки в средневековой легенде о том, что одно время в Риме действительно правила женщина под именем Иоанна VIII. Пушкин шутку оценил и даже написал этот отрывок. “Воротился старик к старухе. Перед ним монастырь латынский - На стенах монахи Поют латынскую обедню. Перед ним вавилонская башня. На самой на верхней на макушке Сидит его старая старуха, На старухе сорочинская шапка, На шапке венец латынский, На венце тонкая спица, На спице Строфилус птица. Но в окончательную версию он так и не вошёл, потому что “латынская обедня” сразу лишала сказку русского колорита. Зато поэт внёс самое важное изменение в сюжет сказки Гримм. Если в немецком варианте рыбак вместе с женой поднимается по “карьерной лестнице” и пользуется всеми благами, то у Пушкина старуха начинает относиться к старику как к своему рабу, и даже не пускает на порог. Финал у сказок схож: их обнаглевшие герои возвращаются к тому, с чего начали своё восхождение на вершину власти. В случае с Пушкиным - к хрестоматийному разбитому корыту.
Каждый советский ребёнок знал дядю Стёпу - гражданина Степана Степанова, жившего "в доме восемь дробь один, у заставы Ильича" и отличавшегося очень высоким ростом. Первая книга Сергея Михалкова о добром великане увидела свет в 1936 году. Не себя ли, долговязого подростка, вспоминал автор, описывая своего героя? Сам же Михалков рассказывал, что своего "Дядю Стёпу" он повстречал однажды на одной из московских улиц. Это был милиционер огромного роста, который проверил у Михалкова, бывшего за рулем, права, откозырял и мягко попросил его не нарушать в будущем правила дорожного движения. Писатель тем временем с удивлением узнал в милиционере своего героя - Дядю Степу, который, впрочем, еще не был тогда милиционером, а лишь служил на флоте, помогал пожарным и был очень примерным и примечательным гражданином. Позднее оказалось, что и милиционер, с которым разговорился писатель, служил в свое время на флоте. Именно тогда, после встречи с гигантом в форме, Михалков и написал продолжение поэмы о Дяде Стёпе - "Дядя Стёпа - милиционер". Эта книжка вышла в 1955 году.
Думаю, всем понятно, что скрывается за именем Мойдодыр? О том, что побудило Корнея Ивановича написать эту сказку, сам Чуковский рассказывал в письме А. Б. Халатову:
“Чуждаюсь ли тенденции я в своих детских книгах? Нисколько! Например тенденция „Мойдодыра“ - страстный призыв маленьких к чистоте, к умыванию. Думаю, что в стране, где еще так недавно про всякого чистящего зубы, говорили, „гы, гы видать, что жид!“ эта тенденция стоит всех остальных. Я знаю сотни случаев, где „Мойдодыр“ сыграл роль наркомздрава для маленьких.” Выходит, что “Мойдодыр” - это не просто сказка, но и призыв соблюдать гигиену. Вот только в советских изданиях изначальная фраза "Боже, Боже, что случилось?" была заменена цензурой на "Что такое? Что случилось?". А сам образ, само имя начальника мочалок и умывальников до сих пор часто используется у нас в рекламе сантехники, чистящих и моющих средств, мебели для ванных комнат.
Прототип злющего и страшнющего африканского разбойника Бармалея был придуман Мстиславом Добужинским, когда известный художник и Корней Чуковский прогуливались по одному из районов Ленинграда. Вот как об этом рассказывает Лев Успенский:
“Много лет назад Корней Иванович гулял по Петроградской стороне нашего города (это такой район его) с известным художником Мстиславом Добужинским. Они вышли на Бармалееву улицу. - Кто был этот Бармалей, в честь которого целую улицу назвали? - удивился Добужинский. - Я, - говорит Корней Иванович, - стал соображать. У какой-нибудь из императриц XVIII века мог быть лекарь или парфюмер, англичанин либо шотландец. Он мог носить фамилию Бромлей: там Бромлеи - не редкость. На этой маленькой улице у него мог стоять дом. Улицу могли назвать Бромлеевой, а потом, когда фамилия забылась, переделать и в Бармалееву: так лучше по-русски звучит… Но художник не согласился с такой догадкой. Она показалась ему скучной. - Неправда! - сказал он. - Я знаю, кто был Бармалей. Он был страшный разбойник. Вот как он выглядел… И на листке своего этюдника М. Добужинский набросал свирепого злодея, бородатого и усатого… Так на Бармалеевой улице родился на свет злобный Бармалей.”
Сперва Бармалей был африканским негом-людоедом. Чуковский называл его “чумазым, черномазым”. После пребывания в животе Крокодила Бармалей преображался. Он становился не только добрым, но и “Был сажи черней Бармалей, А сделался мела белей” (с). Но и тут сработала цензура: в окончательном варианте все упоминания о расе Бармалея были удалены.
Корней Чуковский был убежден в беспрецедентности своих сказок: “В писательской работе, - говорил он, - меня больше всего увлекает радость изобретения, открытия. Эту радость я впервые почувствовал, когда сочинял свои сказки, форма которых, уже не говоря о сюжетах, была в нашей литературе нова”. Но в “Мухе Цокотухе” связи с другими произведениями всё же есть. Сюжет этой сказки напоминает шуточную поэму Я. Полонского “Кузнечик-музыкант”, в которой говорится о любви музыканта к бабочке Сильфиде. И в поэме описан бал, который давала Сильфида своим друзьям-насекомым. Паук, пытающийся умыкнуть кузнечикову невесту, тоже присутствует. Так же, как у Чуковского, в произведении Полонского смелый жених даёт решительный отпор злодею-пауку. А если вслушаться в изменчивый ритм этой сказки, можно уловить то схожесть с пушкинскими творениями, то с произведениями Некрасова, то отголоски русского народного фольклора, то цыганские романсы…
Сейчас это может показаться удивительным, но когда-то Муху Цокотуху не любили, критиковали и пытались запретить. В 30-х годах прошлого века литературоведы и многие родители считали эту сказку пропагандой мещанства, абсолютно неуместного в молодой советской республике А в 50-х годах начались обвинения в противоестественности действий героев, мол, не может комар на мухе жениться, не бывает такого в природе и нечего детей в заблуждение вводить! Но, по счастью эти времена уже давно прошли и мы с удовольствием рассказываем своим детям милую сказку о приключениях Мухи, а дети с не меньшим удовольствием слушают её.
Доктор Айболит… Идею этого произведения Корней Чуковский почерпнул из книги Хью Лофтинга о добром докторе Дулитле, который выучил язык зверей и птиц, лечил их, побывал в Африке, на Северном полюсе и даже на Луне. Прототипом этого доктора был шотландский хирург Джон Хантер. Чуковскому идея о добром докторе понравилась, но, сочиняя историю про Айболита, Корней Иванович вспоминал совсем других людей.
Одним из прототипов русского доктора был вильнюсский врач
Цемах Шабад. После знакомства с Шабадом Корней Чуковский писал: “Был это самый добрый человек, которого я знал в жизни”. Доктор Шабад занимался врачебной практикой, работал в городском совете, содержал на собственные средства столовую для малоимущих и приют для бездомных. Но особенно трепетно он относился к детям. И они платили ему тем же. Маленькие пациенты ничуть не боялись доктора, да еще и несли к нему своих питомцев - собак, кошек, голубей, которых Шабад тоже лечил, хоть ветеринаром он никогда не был. Удивительно, но доктор Шабад был на столько добр и неконфликтен, что у него практически не было врагов. Когда доктор Шабад умер, провожать его в последний путь отправился почти весь Вильнюс. За гробом шествовала толпа, состоящая более чем из тридцати тысяч горожан. Поистине, всенародная любовь!
Сам Корней Чуковский говорил, что прототип доктора Айболита - это литовский медик Цемах Шабад. Кстати, если приглядеться, герой советского фильма “Айболит-66” очень напоминает доктора Шабада. Цемах Шабад - не единственный медик, которого Корней Чуковский вспоминал, создавая своего персонажа. Наверняка Чуковский думал и враче крымского детского туберкулезного санатория Петре Изергине. В этом санатории лечилась младшая дочка Корнея Чуковского Мурочка (как известно, ей он посвятил много своих стихов), у которой в 1929 году врачи обнаружили костный туберкулез. В течение двух лет доктор медицинских наук Изергин довольно успешно лечил девочку в санатории своим авторским методом. Увы ему не удалось полностью победить смертельную болезнь - врач лишь на некоторое время отсрочил смерть девочки. Петр Изергин внешне очень напоминает доктора Айболита в знаменитых иллюстрациях советского художника Владимира Сутеева. Возможно, зная историю о лечении Муры известным крымским доктором, Сутеев решил, что Айболит должен выглядеть именно так. Во всяком случае, его образ выбран для иллюстраций вполне заслуженно. Хотя Корней Чуковский никогда не упоминал о связи Изергина со своим героем, крымские знакомые доктора вспоминали, что работал он самоотверженно и очень часто пешком ходил к своим пациентам из одного населенного пункта в другой, как и доктор Айболит в сказке, преодолевая горы.
Но о том, как родились детские сказки мы задумываемся нечасто. Гораздо чаще, услышав детскую просьбу в 285-й раз почитать про “Муху-Татуху”, мы обречённо улыбаемся, берём с полки книгу Корнея Чуковского и начинаем рассказывать давно уже выученное наизусть:
