Часть 1
Жара этим летом свалилась на Петербургскую губернию внезапно и надолго и уходить не собиралась. В жестком свете послеполуденного июльского солнца все предметы, живые и неживые, были лишены рельефа и теней, становясь какими-то картинками в огромной диораме вселенской жары в этом северном краю.
Молодой человек (впрочем, молодой человек был уже не так уж и молод: лет ему было, наверное, двадцать пять) сидел у освещенного ярким солнцем окна и с грустью смотрел через парк на пыльную, высвеченную солнцем до белизны, дорогу, обвивавшую, как петля, холм, на котором и стоял усадебный дом.
По дороге унылая лошадка, вяло качая головой, везла скособоченную телегу с сеном. Рядом с телегой понуро шел крестьянин. В барском пруду за дорогой плавала стайка гусей (раньше такое даже представить было невозможно, но сейчас – какое падение нравов!).
Жара! Как изводит эта духота! Ни одного дождя за две недели! Сейчас бы уехать куда-нибудь…
Молодой человек прошелся по комнате, несколько раз обмахнулся носовым платком, заменявшим ему веер, и снова присел к окну на широкое, оставшееся еще от батюшки, кресло эпохи Александра II.
Ехать ему было особо некуда.
Звали этого молодого человека Сергей (как он сам любил представляться – Serge, с характерным французским прононсом на r), и лет ему было двадцать шесть. Впрочем дури в его уже не молодых мозгах пока еще было предостаточно. В отличие от денег в его кармане.
Сергей (будем звать нашего героя так; так привычнее для нашего слуха) родился в уважаемой и весьма обеспеченной семье военного офицера. Впрочем, семейное счастье закончилось семь лет назад: с известием о том, что его отец, поручик седьмой дивизии, был убит в октябре 1905 года в боях под Порт-Артуром и похоронен в далекой и суровой Манчжурской земле. Мать не перенесла горя и спустя полгода тихо скончалась здесь, в родовой усадьбе. Так Сергей – единственный сын в семье – остался без родственников, но зато – с некоторым состоянием: доставшимся ему по наследству некоторым капиталом, двумя хорошими квартирами в столице (обе уже давно были заложены) и усадьбой, в которой он сейчас безвыездно и жил, боясь гнева столичных кредиторов.
Впрочем, Сергей, по его выражению, «натура утонченная и склонная к гипертрофированной чувственности», экономическими талантами не страдал. За несколько лет хозяйство, выстроенное с военным порядком его отцом, пришло в совершеннейший упадок. Если раньше усадьба приносила стабильный доход, то теперь Сергей едва сводил концы с концами. За несколько лет капитал был совершенно промотан. Сергею пришлось заложить обе квартиры. А последние полтора года так и вовсе он был вынужден жить здесь, в лесной глуши, поскольку в Петербурге у дверей его квартир его поджидали кредиторы, которые требовали срочно погасить все долги: ведь срок оплаты по займам уже давно истек. А денег не было и не предвиделось. Так что Сергей все дни напролет занимался тем, что смотрел из окна на уже до смерти опостылевший ему вид, иногда, по хорошей погоде, ездил прогуляться на озеро, да бродил в одиночестве с ружьем (стрелять он с роду не умел – но с ружьем выглядишь всегда солиднее) по окрестным лесам. Да еще сутки напролет писал стихи. Сергей мнил себя великим, но пока еще не признанным поэтом-символистом, которому сам Блок пожал руку и восторгнулся его стихами (в действительности Сергея однажды знакомый затащил на «башню» к Иванову, где присутствовал и Блок, который и пожал руку всем присутствовавшим; а потом Сергей «поймал» поэта в коридоре и полчаса пытался читать ему свои стихи; Блок заметил, что «могло быть и хуже»).
В дверь комнаты постучали. Сергей обернулся. В комнату вошел посыльный с письмом.
- Для вас. Со станции прислали.
- Иди. Спасибо, – Сергей великодушным жестом отпустил посыльного и распечатал письмо. Быстро прочитал (в письме было всего несколько строк). И упал обратно в кресло.
В письме было написано:
«Сергей Тимофеевич!
Согласно расписке, выданной вами еще 20.04.1910 года, долгу на вас уже пять тысяч рублей. Прошу подготовить указанную сумму или представить бумаги по продаже мне вашего имения. Приеду завтра поездом в шесть минут шестого».
- Что делать?! - даже не крикнул, а взвыл Сергей. - Это конец. Что делать? Бежать! Куда-нибудь. А вещи надо спрятать! Вот тот пень у тропы идеально подходит. Но ведь я уезжаю надолго. Возможно – даже на годы. Как мне запомнить это место? Придумал! Сделаем так…
Сергей запер дверь изнутри. Что именно он делал потом – неизвестно, но окрестные крестьяне показали впоследствии, что свет в «барской комнате» не гас почти до утра.
А утром, еще до восхода солнца, барин выбрался из окна с какой-то шкатулкой и отправился в парк. А потом, как ни в чем не бывало, Сергей велел запрячь повозку на станцию.
Часть 2
На станции стоял необычный даже для станционной суматохи переполох. Отправление пассажирского на Псков задерживалось уже более, чем на час. Растерянный начальник станции отвечал на вопросы хорошо одетых и изрядно рассерженных пассажиров первого класса:
- Никак не можем-с. Ждем-с городового из Сиверской. Уже выехал-с. Скоро будет-с.
На узкой платформе стояла толпа разношерстного народа из вагонов второго и третьего классов. Особенно много народу скопилось между четвертым и пятым вагонами. Там же мелькали люди в железнодорожных шинелях. Немного поодаль стоял важный господин в сером сюртуке и объяснял вновь прибывшему городовому:
- Да, я знаю его! Это мой должник, Сергей Тимофеевич К…, он жил в поместье здесь неподалеку! Он мне пять тысяч задолжал. Я вышел, значит, из вагона первого класса, а он как увидит меня, так и давай бежать. Я ему «Стой!» кричу, а он – под сцепкой между вагонами шасть. Но тут паровоз тронулся, вот его между вагонами и защемило. Да еще протащило метров тридцать. Где уже там выжить...
Городовой вытянулся и приказал начальнику станции дать поезду сигнал на отправление. Паровоз засвистел. Пассажиры в спешке расселись по вагонам. И через несколько минут на платформе остался лишь городовой, несколько железнодорожников да человек в сером сюртуке. И Сергей, глаза которого неподвижно и прямо смотрели на палящее летнее солнце, лишающее все вокруг рельефов и теней.
Городовой встрепенулся и закрыл глаза Сергея. Навсегда.
- Простыню хоть принесите… закрыть бы его… - обратился он к стоящим рядом железнодорожникам.
- Я могу быть свободен? – спросил человек в сюртуке.
- Нет, подождите, – ответил городовой, – побудьте понятым.
И, пока еще не принесли простыню, обыскал карманы неподвижного Сергея.
- Так. Паспорт на имя К… Сергея Тимофеевича. Денег ассигнациями 110 рублей, денег серебром и медью 5 рублей 35 копеек. Билет до станции Псков, третий класс, на сегодня, один. Золотой крестик, фотография, и вот еще что-то… Хм – городовой напрягся, и прочел вслух содержание записки:
______________________________________________________________
Пять там шагов идти.
Три версты и семь.
Шесть из девяти
Исчезли насовсем.
Не остался ноль,
Ведь их осталось два.
Ноль в этих девяти
Составлены в слова.
Девять – это знак,
Да, девять – это крик,
Любая цифра – знак.
Где сокрыт тайник
Девять скажет вмиг.
Но пять идет сперва
С нее искать слова
Давай начнем…
Пять…
…там шагов идти…
__________________________________________________________________
Коли загадки не страшны
И не пугает путь неблизкий,
Запомни, что тебе нужны
ВСЕ цифры и слова в записке!
(включая предлоги и союзы)
__________________________________________________________________
- Что это? – спросил городовой, выдержав достаточно долгую (даже слишком долгую) паузу.
- Это стихи; погибший был поэтом… Вроде бы… - ответил человек в сюртуке.
– Все это приобщим к делу. Хотя тут и так все ясно. Жертва трагических обстоятельств. Бедняга. – Городовой вздохнул. – Накройте его, что ли… - обратился он к застывшим поодаль с простыней в руках железнодорожникам.
Жара. 1912 год.
