Из описания не понял связь Достоевского с Переславлем-Залесским. Судя по всему, ее и нет. Мне показалось, что это инициатива церковников из монастыря что напротив, поклонников творчества писателя – религиозной составляющей его произведений. Вообще путь Достоевского к Богу это прямо триллер. Мне кажется, что начало было положено именно после ареста и приговора. Он был арестован по делу Петрашевцев, за участие в их собраниях и чтении запрещенных писем, провел полгода в тюрьме и был приговорен к смертной казни. И вот уже зная, что должен будет умереть сидел в застенках ожидая исполнения приговора. И вот наступило время расстрела, его и других осужденных вывели на Семеновский плац, зачитали смертный приговор. Дали поцеловать крест, надели белые одежды, накинули колпаки на головы. Скомандовали целиться. Ну то есть все – дальше только смерть. И только потом зачитали новый указ о замене смертной казни ссылкой. Не каждому дано не сломаться в такой момент.
Федор Михайлович, потом писал в Идиоте, вкладывая слова в уста князя Мышкина: «А ведь главная, самая сильная боль, может, не в ранах, а вот что вот знаешь наверно, что вот через час, потом через десять минут, потом через полминуты, потом теперь, вот сейчас — душа из тела вылетит, и что человеком уж больше не будешь, и что это уж наверно; главное то, что наверно. Вот как голову кладешь под самый нож и слышишь, как он склизнет над головой, вот эти-то четверть секунды всего и страшнее. Знаете ли, что это не моя фантазия, а что так многие говорили? Я до того этому верю, что прямо вам скажу мое мнение. Убивать за убийство несоразмерно большее наказание, чем самое преступление. Убийство по приговору несоразмерно ужаснее, чем убийство разбойничье. Тот, кого убивают разбойники, режут ночью, в лесу, или как-нибудь, непременно еще надеется, что спасется, до самого последнего мгновения. Примеры бывали, что уж горло перерезано, а он еще надеется, или бежит, или просит. А тут всю эту последнюю надежду, с которою умирать в десять раз легче, отнимают наверно; тут приговор, и в том, что наверно не избегнешь, вся ужасная-то мука и сидит, и сильнее этой муки нет на свете. Приведите и поставьте солдата против самой пушки на сражении и стреляйте в него, он еще всё будет надеяться, но прочтите этому самому солдату приговор наверно, и он с ума сойдет или заплачет. Кто сказал, что человеческая природа в состоянии вынести это без сумасшествия? Зачем такое ругательство, безобразное, ненужное, напрасное? Может быть, и есть такой человек, которому прочли приговор, дали помучиться, а потом сказали: «Ступай, тебя прощают». Вот этакой человек, может быть, мог бы рассказать. Об этой муке и об этом ужасе и Христос говорил. Нет, с человеком так нельзя поступать!»» |