- Делают, что хотят, гады – уже не в первый раз подумал на ходу Лаптев, когда громада ближней новостройки заслонила дальнюю панораму сумрачного февральского неба с торчащими башнями «Триколора». Новостройка ЖК росла с грохотом, урчанием и гудками на месте большого грунтового футбольного поля, испокон веков бывшего частью старого стадиона. Скоро будет – вообще нигде не пройдёшь. Всё захватят... Лаптев медленно, подволакивая всё ещё болевшую после второй операции ногу, тащился по дорожке через стадион, немного сокращая путь к дому. Из-за забора школы, примыкавшей к стадиону со стороны снесённого грузинского ресторана, доносились звуки, похожие на какие-то команды. Что-то репетируют, подумал он. Что-то готовят. Или кого-то. Ощущение горькой пустоты снова накатило. Здесь всё продолжается, сюда ничего не доходит, ничего не долетает… Он невесело усмехнулся. Вышел за ворота стадиона. От «Пятёрочки» появились несколько гастарбайтеров с одинаковыми пакетами в руках. Из каждого пакета торчало по паре белых батонов.
- О! А что будешь делать, если на выходе решётка? От этой внезапной мысли он даже остановился на секунду, не дойдя до конца зебры напротив дома. Там же всегда была решётка, собиравшая мусор Лихоборки от попадания в Яузу!… Если на выходе решётка, ты, профессионал, элита, кто ты там ещё? …, выйдешь на поверхность через колодец, правильно? А если люк закрыт? Он смахнул ледяной снег с лавочки во дворе и с облегчением сел. Идти домой пока не хотелось. Нда, не жарко тут, впрочем…
- Что тогда, ты сможешь приподнять снизу тяжеленный чугунный люк и скинуть в сторону? Да, придётся. Он оглянулся, как будто пытаясь разглядеть на асфальте знакомый кругляш люка возле третьего подъезда. Да. Но... Ха-ха-ха! Что-то снова толкнуло его в груди и неприятно отозвалось внутри головы. А если там нет и лестницы наверх, а, Ваня? Если вообще нет там лестницы в колодце, сгнила, упала, срезали на металл? Как тогда? Ведь высота от воды метра три, не меньше. А если ещё и люк поднимать… Течение прижимает пакрафт к выходной решётке, от решётки до колодца над головой в потолке метра четыре, а то и пять, и колодец на эти метры сзади, выше по течению… Что, если проскочишь его? Обратно ж не выгребешь… Без шансов. Течёт там нехило, после последних противных оттепелей. Эх, дрон бы с тепловизором туда запустить, да просмотреть по всему пути… Но откуда ж такое добро? Он стиснул зубы и полез в карман за сигаретой. Вообще, зачем пришло в голову? Воспоминания про дроны ничего хорошего не содержали. Ой, ничего хорошего…
Лаптев вытянул ноги. Какой же нынче гололёд, ёлы-палы! В самом центре двора, там, где летом клумба, а в далёком прошлом был постамент с Ильичом, возвышался серый снежно-ледяной сугроб. И газовщики опять раскопали полдвора, до грязи, смёрзшейся в комки. В паре окон дома напротив ещё перемигивались новогодние гирлянды. Всё как всегда, как будто нет ничего… Он поёжился от ветра. И зачем тебе это? Зачем тебе … туда?
- Если уходить наверх через колодец, то что делать с пакрафтом? Лучше бы не было решётки, ох, Ваня, лучше бы её не было! Лучше бы ничего не было, Ваня… Ничего, вообще ничего… Совсем. Он представил этот пакрафт, красно-жёлтый, чистый и ладный, в том тёмном тоннеле. Иволга – это ж надо так лодку назвать! Иволга ж птица! Сашка, сын, когда собирался, специально сказал ему про пакрафт. Пап, я пакрафт оставляю, не беру, весло там тоже, фартук, все причиндалы, всё при нём. Не потащу же, да и зачем это мне всё в Сиэтле? Там куплю, что захочу. А ты, это, попробуй, может, на рыбалку возьми, он лёгкий! На даче там когда-нибудь. Ты же любишь, вроде. Ну, любил, раньше…
- Горьковато с Сашкой вышло. Отстранённый какой-то давно был. Молчал. Пройдёт, бывало, мимо, когда я телевизор смотрел, краем глаза глянет и сразу к себе в комнату. Ночами всё сидел, переписку всё с ними вёл, с TI North America своей, у них день, у нас ночь, и наоборот. А потом вообще, вдруг, бумажку какую-то показал, со звёздно-полосатым, да в руки даже не дал, вот ведь! Только подержал перед лицом. Всё, говорит, еду. Хватит мне тут. Не хочу больше, всего этого...
- Ну ладно. Свою жизнь живёт.. А пакрафт… Настал час, вот и мне сгодится. Лаптев с кряхтением поднялся с холодной лавочки и захромал к своему подъезду. Из всех четырёх корпусов пятиэтажек, только в их доме были лифты, сооружённые в конце семидесятых в коротких стеклянных шахтах, вынесенных наружу. Зимой в них стояла холодрыга, а солнечным летом – жара как в сауне. И то плюс. А то топать сейчас на пятый этаж… Свой костыль под локоть он принципиально не взял сегодня. Смешно, с костылём-то, если собираешься на такое…
Закрыв за собой дверь квартиры, он застыл на время в коридоре. Пульс прилично участился – это нормально. Итак, что мы имеем? Ты сходил и сделал то, что хотел, расставил, так сказать, вешки. На старте. И на финише. Теперь пойди, сядь, отдохни и проговори с собой то, что нужно, что получится сказать, это будет тебе постановка задания, определение целей, проверка снаряжения. Мда, звучит весомо.
Он вошёл в комнату и, не включая свет, сел на любимый скрипящий стул возле окна.
- Всё. Больше так нельзя, невозможно. И нет ничего «больше». И ничего дальше. Бессмысленно. Он жил с этим ощущением последние пару месяцев, и, чем ближе к концу февраля и этой зимы – тем сильнее это ощущал. Но сделать что-то надо, необходимо. Возможно, надо просто... Или не просто. А вот так, как задумал, и пусть, неважно, если никто об этом и не узнает. Особенно, если там, в конце тоннеля, решётка. Да где её сейчас нет, решётки-то?
Он поднял взгляд на стену напротив. Там висели две фотографии, впрочем, почти не различимые сейчас, в темноте. Но он знал их прекрасно. На одной, той, что покрупнее, красивой и яркой, – Сашка с друзьями, сидят на баллоне катамарана с надписью Challenger возле огромной лиственницы с подмытыми корнями, накренившейся над рекой, вода какого-то безумного изумрудного цвета бурлит и пенится меж чёрных камней, сзади крутой скалистый берег и осыпи, уходящие под воду, а выше — далёкое безоблачное синее небо. И снизу надпись: «2017.Хара-Улах. Первопрохождение.»
На другой фотографии, поменьше, он сам, ещё Олежек Петров (или Петроха, как его все называли) и Денис. А Кеша снимает. Тельняшки напоказ, улыбки широки. Эх, сколько же было здоровья!... Он вздохнул. Может, ничего этого и не было? И, чтобы всё осознать, нужно, пожалуй, пройти этот тёмный тоннель, Ваня, проплыть весь путь – до конца тоннеля, до выхода – если он есть, выход, очищение, забвение, что ещё? свет в конце тоннеля. А если нет – значит нет, и будет это, Ваня, твоё ПЕРВОПРОХОЖДЕНИЕ, ибо никто там никогда не плавал, никто не решался на такой странный маршрут, и, кто, если не ты? Никто кроме тебя. Лаптев закрыл глаза.
