Первый снег в этом году лег рано и продержался почти 2 недели. Но в конце октября значительно потеплело, снег растаял и установилась теплая для поздней осени погода. Все складывалось благоприятно для давно задуманной поездки в Чернцы. И вот автобус везет нас по отличной асфальтированной дороге в старинное село на берегу реки Ухтохма. А еще совсем недавно дороги до Чернцев не было – были остатки асфальта с ямами и колеями. Местные жители предпочитали добираться до села с другой стороны - через Шилыково.
Цель нашей поездки - краеведческий музей при средней школе. Двери в школу были открыты, место охранника в вестибюле школы пустовало. Каникулы. В школе тихо и пусто, только в столовой слышны голоса строителей, делающих ремонт, и в спортзале миловидная женщина моет полы. На наш вопрос «Как можно попасть в музей?» быстро откликнулась, нашла завхоза, а та позвонила хранителю музея. Через 30 минут Ольга Леонидовна Липчанская приглашает нас в музей. «Только не фотографируйте, пожалуйста, экспонаты» - обратилась она к нам, а потом добавила: «Я потом сфотографирую вас в музее».
Экспонаты, действительно, достойны внимания. Ольга Леонидовна кратко рассказывает нам об истории села. Первое упоминание о селе относится к 1555 году. Именно тогда Иван Грозный пожаловал село Воротынскому за храбрость, проявленную при взятии Казани. Потом селом владели Волконские, Митьковы, Детлова. В начале 19-го века строится усадьба и разбивается парк.
Особняк усадьбы Чернцы - кирпичное, оштукатуренное строение с характерным позднеклассическим декором. Парк при усадьбе состоял из регулярной – вблизи дома – и ландшафтной частей. Переход между частями парка был постепенным. Березовые и липовые аллеи, беседка над Ухтохмой, берега которой весной утопают в цветущей черемухе, цветники, фонтан, скульптуры, каскад прудов – такой был усадебный парк. В лесах недалеко от усадьбы сажали лиственницы и сосны, орешник.
Рассказывала Ольга Леонидовна и о библиотеке Митьковых, перевезенной сюда из Петербурга, и о первой школе открытой в Чернцах в 1861-м году, когда школ в России еще не строили.
После Октябрьской революции в усадьбе располагался Всесоюзный дом отдыха железнодорожников имени Войкова.
«Но ведь вы приехали сюда из-за него?» - Спрашивает она и внимательно смотрит на нас.
Мы рассеяно слушали краеведа, а наше внимание давно было приковано к стендам с материалами, рассказывающими о военном и послевоенном периоде в истории села…
В июне 1943 года территорию Дома отдыха окружили забором, по верху которого пустили колючую проволоку. За оградой шла метровая вспаханная полоса. На огороженной территории оказались большой парк и пруд. Что находилось «по ту сторона забора», долго оставалось тайной.
В июне в лагерь доставили 31 «сталинского генерала»: 22 — немецких, 6 — румынских, 3 — итальянских. Заключеным № 1 был фельдмаршал Паулюс.
Из воспоминаний адъютанта В. Адама: «31 января 1943 года, 7 часов утра. Медленно наступил тусклый рассвет. Паулюс еще спал... Только я хотел тихо встать, как в дверь постучали. Паулюс проснулся. Вошел начальник штаба. Он подал генерал-полковнику лист бумаги и сказал:
— Поздравляю вас с производством в фельдмаршалы. Это последняя радиограмма, она пришла рано утром.
— Должно быть, это — приглашение к самоубийству. Но я не доставлю им этого удовольствия, — сказал Паулюс, прочитав бумагу.
Шмидт продолжал:
— Одновременно я должен доложить, что русские пришли. — Сказав это, Шмидт сделал шаг назад и открыл дверь. Вошел советский генерал с переводчиком и объявил нас военнопленными. Я положил перед ним на стол наши пистолеты.
— Подготовьтесь к отъезду, — заявил советский генерал. — Я заберу вас отсюда около 9 часов. Вы поедете на своей машине.
Затем генерал и переводчик покинули помещение.
Хорошо, что у меня еще была печать. Я выполнил свою последнюю служебную обязанность — вписал в солдатскую книжку Паулюса производство в генерал-фельдмаршалы, скрепил это печатью, которую тут же бросил в горящую печь».
Пленных генералов доставили в Спасо-Евфимиев монастырь в Суздале.
Попытки обменять фельдмаршала Гитлер не предпринимал. В Германии уже прошли торжественные похороны фельдмаршала и Гитлер возложил на пустой гроб бриллиантовый маршельский жезл. Однако Советский Союз мог бы использовать Паулюса в своих интересах. Слишком велика была вероятность попытки Гитлера устранить Паулюса. Фельдмаршала решили спрятать в селе Чернцы, которое было окружено глухими лесами.
Войково – так называли Чернцы обитатели лагеря.
Из газеты «Московский комсомолец» № 25885 от 6 марта 2012: «Пленные еще не считались военными преступниками, и все генералы ходили в военных мундирах и даже при орденах. Кроме того, им прописали усиленное питание. Паулюс сразу заявил: «Мне не требуется особых диет. Я буду питаться, как едят мои солдаты». В рационе генералов было масло, мясо, белый хлеб, сметана, сухофрукты. По праздникам им выдавали пиво. В то же время всем, кто лечил и охранял военнопленных, были положены пустые щи.
Столовая располагалась в полукруглой пристройке. Привыкшие к дисциплине генералы и в лагере строго соблюдали распорядок дня. Поднимались в 6 утра, много гуляли, занимались спортом. Приходя на завтрак, продолжали соблюдать субординацию. Пока не появлялся за обеденным столом Фридрих Паулюс, никто из генералов не притрагивался к еде.
По воспоминаниям Татьяны Мотовой (медсестры лагеря - прим. авт.), первое время высокопоставленные военнопленные еще пытались приветствовать друг друга словом: «Хайль!», но потом им дали понять, что здесь это звучит неуместно.
На втором этаже столовой было что-то наподобие клуба. В гостиной стояли рояль, бильярд. Рядом в комнате располагалась большая библиотека с книгами на разных языках. Пленным объявили, что по их желанию любая книга может быть доставлена из Ленинской библиотеки из Москвы.
Немецкие генералы, освобожденные от какой-либо физической работы, все свободное время занимались творчеством. Многие увлеклись живописью. Вокруг была красивая природа: вековые липы, тенистый пруд. Паулюс, например, предпочитал писать картины маслом и делал это весьма профессионально.
На территории санатория стоял памятник Сталину. Лагерное начальство опасалось, что немцы, в чьих руках были краски, могут испачкать или поцарапать бюст вождя. Их опасения были напрасны, немецкие генералы ходили по дороге в обход, чтобы не видеть советского главнокомандующего."
Вот она, картина Паулюса. В верхнем углу стенда у окна среди других рисунков и карикатур. «Это копии» - разочаровывает нас Ольга Леонидовна: - Оригиналы хранятся в Художественном музеи в Иванове, но их вам не покажут. Татьяна Мотова (медсестра лагеря – прим. автора) хотела передать все экспонаты в наш музей. Но если уйду я, что с ними станет? Школа есть школа. И все было передано в музей областного центра».
Темная, безрадостная картина. На ней дорога к Чернцам - грязь, глубокие коллеи. Должно быть, другая дорога стояла перед глазами Паулюса.
Из воспоминаний адъютанта Паулюса В. Адама: «По дороге большими и маленькими группами в сопровождении красноармейцев тащились в плен остатки 6-й армии. Многие солдаты, обессиленные и истощенные, поддерживали друг друга. Часто двое обессилевших от голода тащили раненого.
Вероятно, эти отмеченные печатью смерти, позорно обманутые солдаты посылали немало проклятий вслед командующему 6-й армией и сопровождающим его лицам, которые проследовали в автомашинах.
В течение последних ужасных недель окружения Паулюс, пожалуй, начал понимать, какую огромную ответственность он взял на себя, беспрекословно повинуясь Гитлеру и генеральному штабу. Однако это лишь усилило его разочарование и, кроме того, позволило его значительно более энергичному начальнику штаба Шмидту бессмысленно посылать на смерть остатки армии. Теперь было уже поздно ссылаться на оговорки. В тот день, 31 января 1943 года, мне уже было ясно, что вопрос о виновности за гибель 6-й армии возник перед Паулюсом и его штабом, перед всеми генералами и высшими командирами, которые капитулировали лишь тогда, когда советские войска появились непосредственно перед штабом Паулюса. Нельзя было допустить до таких страданий, какие мы наблюдали через стекла наших автомашин. Принятие предложения Красной Армии о капитуляции от 8 января 1943 года избавило бы десятки тысяч людей от трех с половиной недель голода и морозов. Состояние их здоровья к моменту пленения было бы значительно лучшим. Сыпной тиф не смог бы распространиться так широко. Я чувствовал, что мы являемся соучастниками страшного преступления. Его вдохновителями были Гитлер вместе с верховным командованием вермахта и генеральным штабом, а также Манштейн и его оперативный отдел в группе армий «Дон». Тогда я еще не подозревал, что существовали более глубокие корни вины, что эти лица выступали как представители и орудия в руках пагубных и самых черных в германской истории реакционных сил.»
Такое гуманное отношение к высокопоставленным пленным и забота об их здоровье были неспроста. И дело было не в Международной конвенции о военнопленных.
Из газеты «Московский комсомолец» № 25885 от 6 марта 2012: «Феодосий Лебедев (переводчик - примеч. автора) рассказывал, что Берия чуть ли не ежедневно справлялся по телефону о самочувствии высокопоставленных пленных. Когда Паулюсу потребовались травы, начальник лагеря послал телеграмму на Лубянку. Ответ пришел незамедлительно. Татьяну снарядили в командировку в Москву. На Лубянке ей вручили два чемодана с сушеной и свежей травами.
Но вскоре у Паулюса стало прогрессировать заболевание кишечника. Из Иванова к фельдмаршалу пригласили опытных профессоров, которые прямо в Чернцах сделали Паулюсу операцию. Потом потребовалось и второе оперативное вмешательство.
По воспоминаниям медсестры Мотовой, пленных немцев лечили очень скрупулезно. Генералы нужны были стране живыми. Но многие из них были уже пожилыми людьми с кучей хронических болезней.
Особо Татьяна вспоминала генерала Урмана Сдорфа, который приехал в лагерь с тяжелым воспалением легких. Татьяна выхаживала его, как ребенка, два месяца он балансировал на грани жизни и смерти, чудом выздоровел. А потом по решению суда его повесили.
Как только генералы были осуждены, получили разные сроки заключения, их заставили снять знаки различия и сдать награды.
Татьяна вспоминала, как была вызвана в кабинет начальника лагеря и увидела расстеленную на полу простынь, на которой лежала гора орденов и медалей. Ее пригласили на эту процедуру, так как руководство лагеря опасалось обмороков среди военнопленных.
Из первой партии генералов, что прибыли в Чернцы, умер только один немец. Еще в декабре 68-летний генерал-полковник Хейнд в одних трусах бегал по морозу, обливался холодной водой из ведра, а в феврале скоропостижно умер от рака. Его первым и похоронили на сельском кладбище в Чернцах.
Все остальные за год прибавили в весе в среднем 9,7 килограмма».
С генералами постоянно велась «работа». Проводилиь допросы, это были даже не допросы, а беседы. Записывались приказы, которые издавали немецкие генералы на вверенных им территориях; сколько солдат было под их началом. В кабинете на стене висела большая карта. Каждый генерал отмечал на ней продвижение своих войск.
Все собранные материалы направлялись в суд.
Из газеты «Московский комсомолец» № 25885 от 6 марта 2012: «Из Красногорского пересыльного лагеря № 27 НКВД, что в Подмосковье, к Паулюсу и его соратникам в Чернцы приезжали представители антифашисткой организации «Союз немецких офицеров» с предложением о сотрудничестве. «Сталинские генералы» с гневом отвергли их воззвания. Даже написали письмо протеста.
Паулюс твердил: «Я являюсь и останусь национал-социалистом». Он еще надеялся, что его обменяют на какого-нибудь советского полководца. Чтобы склонить Паулюса к сотрудничеству и убедить выступить против Гитлера, советская разведка немыслимым образом доставила военнопленному письмо от его жены. Обработка «Сатрапа» (такая кличка была присвоена Паулюсу в НКВД) шла «по всем фронтам». Из лагеря Берии постоянно шли отчеты.
В Чернцы к фельдмаршалу приезжал лично начальник главного управления НКВД по делам военнопленных Петров. Дошло до того, что московский гость пригласил Паулюса и еще трех немецких генералов на совместную охоту.
Долгие беседы с Паулюсом вел В. Пик.
Окончательно свои взгляды Паулюс пересмотрел после неудачного покушения на Гитлера в 1944 году. Он знал многих офицеров, которые пытались убить фюрера, и доверял им. Особенно потрясла Паулюса казнь друга — генерал-фельдмаршала Вицлебена. А тут еще стало известно об открытии Второго фронта, о смерти сына в Италии. И преданный адъютант, полковник Вилли Адам, принял решение вступить в «Союз немецких офицеров».
20 июля 1944 года Паулюс вступил в ряды антифашистского комитета «Свободная Германия». 9 августа 1944 года обратился к немецкому народу по радио, где высказался за прекращение бессмысленной войны. На следующий день его речь была напечатана в «Правде».
В дальнейшем ему предстояло стать свидетелем на Нюрнбергском процессе».
Уезжал Паулюс из Чернцов в августе 1944 года. В лагере он пробыл год и месяц. С ним на спецобъект в Озерах уезжали и другие пленные генералы. Как вспоминал заместитель начальника лагеря Николай Пузырев, Паулюс сетовал: «Парадоксально, но мне очень грустно расставаться с Войковым. Привык к нему, как к импровизированному дому. Здесь мы прошли значительную часть программы восточного университета».
С собой Паулюс взял недочитанную книгу «Преступление и наказание» Достоевского. На дорожку каждому высокопоставленному фрицу выдали сухой паек на 4 дня, куда входило несколько булок белого хлеба, копченая колбаса, сыр, сухофрукты. Прежде чем увезти генералов из Чернцов, для них сделали обзорную экскурсию, провезли по всем сельским улицам, показали окрестные места, где их содержали под стражей».
Как потом говорил фельмаршал, у него было две жизни: первая до Сталинграда, вторая после. Небольшой период этой жизни был прожит в Чернцах. Может быть это было самое трудное время. Нет, не в бытовом смысле. Война с ее смертями была далеко, не было холода и голода. Но это было время тяжелых раздумий, время пересмотра всей жизни, осознания вины, время решения вечных вопросов «Кто виноват?» и «Что делать?».
Позже в Чернцы доставили 50 подданных Японии. Среди них был 21 генерал бывшей японской армии, а также наследный принц Японии Коно Фумитаки и главнокомандующий Квантунской армии генерал Отодзо Ямада, который обвинялся в подготовке бактериологической войны. С ними приехали японские врачи, которые разрабатывали бактериологическое оружие. В этой партии пленных был и 16-летний парень Юдзи, который участвовал в исследованиях. В его обязанности входило подсчитывать количество мошек, которые садились на обработанный препаратом манекен.
Потом в лагерь стали привозить и простых немецких солдат, а также итальянцев, румын, венгров и австрийцев. Часть из них была расконвоирована. Они валили лес, пилили на реке лед, помогали колхозникам убирать картошку и даже играли за местную команду в футбол.
Лагерь просуществовал до 1957 года и был расформирован. За 13 лет через него прошли около 400 офицеров высшего командного состава немецкой и японской армий.
После войны у доктора лагеря Василия Васильевича Мотова была возможность переехать в Иваново, преподавать в медицинской академии, но он предпочел остаться в Чернцах, поближе к природе. Он настаивал, чтобы в усадьбе Дедловых сделали дом отдыха, но левое и правое крылья барского дома взорвали. Рядом построили коррекционную школу-интернат. («Московский комсомолец» № 25885 от 6 марта 2012).
Совсем незаметно пролетели почти 2 часа в школьном музее, уместившемся в небольшой классной комнате.
Ольга Леонидовна рассказывает, что в канун круглых дат приезжают корреспонденты с центральных каналов, журналисты. Снимают репортажи и передачи, пишут статьи. Приезжают родственники умерших в плену из Германии и Японии. Частыми гостями были члены общества «Иваново-Ганновер».
Вместе с Ольгой Леонидовной выходим из школы. Она показывает нам хозяйственные постройки усадьбы, где располагался штаб лагеря, руины здания, где жил доктор Мотов и его дочь медсестра Татьяна Мотова, рассказывает как пройти к бывшему особняку и сельскому кладбищу.
На территории селького кладбища по координатам N 56°51.533' E 40°45.966' находится захоронение немецких и японских военнопленных.
