Тайник перемещен в архив модератором проблемных тайников, т.к. музей закрыт более 5 лет.
Тайник (вместе с музеем) закрыт на ремонт...
http://ria.ru/culture/20130915/963234982.html
Прошу отнестись с пониманием, не писать гневных отзывов и сообщений о "недействующем тайнике"! Я НЕ ВЕРЮ, ЧТО ЭТОТ МУЗЕЙ БУДЕТ УНИЧТОЖЕН И НАДЕЮСЬ ДОЖДАТЬСЯ ЕГО ОТКРЫТИЯ. И, как символ этой надежды, ставлю пока тайник в категорию "сомнительных", хотя не сомневаюсь, что он снова станет действующим... Поэззия революции - бессмертна!
Музей В. В. Маяковского сможет вернуться в здание на Лубянке, где продолжается капитальный ремонт, не раньше 2018 года. В четвертый раз празднование дня рождения поэта пройдет на площадках партнеров музея. Об этом в интервью ТАСС сообщил директор учреждения Алексей Лобов.
Подробнее на ТАСС: http://tass.ru/kultura/3463562
Спасибо тем, кто успел посетить этот музей! ____________________________________________________________________________ ____________________________________________________________________________
Я не стану копировать сюда жизнеописание Владимира Владимировича Маяковского. Либо Вы его знаете, либо прочтете . Хотя это - мой любимый поэт, но показать Вам я хочу именно музей. Это не обычный музей, который "за ручку" ведет Вас по жизни какого-либо исторического лица, и в котором без экскурсовода Вы можете пройти от начала до конца, не узнав ничего и лишь сожалея о потраченном времени. В этом музее Вы тоже, скорее всего, ничего не узнаете, если просто пройдете его сверху вниз (!)… - поэтому будет лучше, если сначала Вы ознакомитесь с биографией поэта в общих чертах. Но сам по себе музей - это одна большая инсталляция на тему этой биографии. Скульптура в духе футуризма. Поэтому он производит впечатление сам по себе. А стоит Вам обратиться с каким-либо вопросом к одной из многочисленных сотрудниц, мирно сидящих в каждом зале, казалось бы просто для поддержания порядка - и они расскажут Вам такие подробности из жизни Маяковского… Это, похоже, замаскированные экскурсоводы и уж точно - фанаты своего музея и неисчерпаемый кладезь информации, которую не найдешь ни на одном сайте.
Первый музей Маяковского был открыт в 1938 году в бывшей квартире Лили Брик, Осипа Брика и Владимира Маяковского в Гендриковом переулке. Здесь жили Маяковский и Брики с 1926 по 1930 год. В ту пору у каждого была своя личная, интимная жизнь, и, хотя молва возмущённо твердила о «любви трёх», никто из них друг с другом не был связан любовными узами. Но их духовное и душевное единство не распадалось. В квартире каждый занимал отдельную комнату, и была ещё общая комната. Здесь кипела их «триединая» жизнь, принимали гостей, собирались участники журнала «ЛЕФ» (Левый фронт искусств), писатели, художники, артисты. Однако восстанавливать квартиру в её доподлинном виде в 1937 году не стали. Только два года назад прозвучали слова Сталина о «лучшем, талантливейшем поэте нашей советской эпохи». Стало быть, в открываемом Доме-Музее всё должно было выглядеть «в лучшем виде» — сверхторжественно и благопристойно. Комнаты Лили и Осипа Максимовича были закрыты. Если «лучший, талантливейший» — тут уже не до Бриков. Началось их отделение от поэта — отселение, и не только в жилищном смысле. Дом-Музей воссоздавался как заведомо полумемориальный. Строго редактировалась сама жизнь поэта. Он посмертно получал разрешения — что можно, а чего нельзя. В 1967 году профиль музея был изменён на литературно-мемориальный, а сам музей в 1968 году был переведён в Лубянский проезд, в бывший доходный дом конца XIX — начала ХХ века, принадлежавший золотопромышленнику И. Стахееву. В этом доме у Маяковского c 1919 года, одновременно с общей с Бриками квартирой в Гендриковом переулке, была комната («комнатёнка-лодочка»), в которой он впоследствии застрелился. В 1984—1986 годах в музее был проведён ряд экспериментальных выставок, которые, привели дирекцию музея к пониманию необходимости перемен в экспозиции: о Маяковском надо рассказывать языком того времени. В 1987 году в музее началась реконструкция, которая, не затронув «комнатёнку-лодочку», привела к полной перемене всей экспозиции.
Своё отношение к разработке новой экспозиции литературного музея Светлана Стрижнёва, директор и главный инициатор реконструкции Музея Маяковского, выразила следующим образом: ...Экспозиция — это не место, где человек должен сидеть и изучать; для этого есть библиотеки, архивы. Экспозиция — это то место, где должны бушевать эмоции, где человек должен быть захвачен временем, человеком, его судьбой, его трагедией или его триумфом, это неважно. Важно, чтобы возникла какая-то внутренняя эмоциональная потребность обратиться к его книгам…
Музей Маяковского представляет собой «четыре этажа тотальной инсталляции». В музее отменены вертикаль и горизонталь, предметы — стулья, столы, водосточные трубы, штыки, бюст Ленина — реалии стихов Маяковского — плавают в невесомости, будто морфемы в смысловом поле, ещё не скреплённые грамматикой и синтаксисом высказывания. Силу тяготения заменяют пространственные линии — строчки, которые ухватывают смыслы и выстраивают из них пространство так, как строится стих. Естественно, всё получается лесенкой, лестница оказывается главным формообразующим принципом всего музея, и там такое ощущение, что ты всегда оказываешься не на полу, не в коридоре или комнате, но на ступени. При этом несущие конструкции лестниц как будто поставлены не прямо, не под 90 градусов, а косо, веером, как проходит косой дождь. Всё это будто постоянно движется, куда-то падает, колышется, и есть только одно место во всём этом бурном становлении пространства, которое совершенно спокойно, жёстко, статично и симметрично. От него, собственно, и расходятся все линии — или, точнее, к нему и сходятся. Это комната Маяковского, единственное историческое место в этом музее. Как в русском конструктивизме вообще, тут приняты очень конкретные, вещественные метафоры, комната буквально превращена в «комнатёнку-лодочку», где он «проплыл три тыщи дней»,— она плывет через эту инсталляцию. Прожил — и застрелился. Это в каком-то смысле не вполне музей восхождения к самоубийству — и в этой точке вся экспозиция вдруг становится не последовательно изложенной биографией поэта, рассказанной языком авангардной инсталляции, а миром в момент взрыва в мозгу, когда остатки смыслов и слов разлетаются во все стороны, теряя связи друг с другом и пространством. Музей одного, довольно острого мгновения.
В 2003 году искусствовед Григорий Ревзин назвал эту реконструкцию «блестящей деконструкцией». В 2010 году Ревзин пришёл к выводу, что появиться этот гениальный музей («в Москве есть хорошие музеи, а есть один гениальный») мог только в период перестройки: - Это было 25 лет назад, и насчёт идей все понятно. Но какой невероятный драйв! Какая сила эмоции, какая уверенная свобода языка! Можно представить себе, чтобы кто-нибудь себе поставил сегодня такую задачу — структурировать физическое пространство поэзией? Создать архитектуру как стихи? Мы с тех пор сделали десятки музеев, один другого гаже, мы в массовом порядке наряжаем восковые персоны в театральные костюмы, обклеиваем их ксероксами с исторических документов и называем это музеями. А всего-то 25 лет назад мы могли делать вот так. И, глядя на всё это, ты вдруг понимаешь, что произошло с того времени. Нет, это не апофеоз советской цивилизации, не авангард, не Сталин, не Хрущев — это только что было, люди все живы. Но это высказывание стадиально иной цивилизации. Она всё ещё полагала себя центром мира, она всё ещё считала, что вопрос о самоубийстве Владимира Владимировича — это какой-то главный вопрос человечества, и на него надо отвечать нам и сейчас. - Андрей Боков, придумавший это вывернутое наизнанку, летящее пространство, с тех пор стал президентом Союза архитекторов РФ, близким сподвижником Владимира Ресина, виднейшей фигурой московского стройкомплекса. Он построил десятки зданий. Но он никогда больше не поднимался до такой пространственной изощрённости, он просто больше не ставил себе (или ему не ставили) художественных задач такого уровня. Евгений Амаспюр остался недооценённым театральным художником, Тарас Поляков остался доцентом на кафедре музеологии в РГГУ. Господи, это всё равно как если бы Родченко стал бюрократом, Лисицкий ушёл оформлять ёлки, а Экстер превратилась бы в старую преподавательницу крашения ситцев в Текстильном институте. Товарищ Сталин удушил русский авангард — так чтобы душить, надо знать кого. У нас было искусство невероятной силы, и его никто не душил. Оно как-то рассосалось, и мы этого не заметили.
Ну что, заинтриговал? Тогда распечатывайте мое краткое описание музея - и вперед, на поиски… "А что искать?- спросите Вы, - это же виртуал…"
