Услышав аббревиатуру «ГЭС», почти каждый представляет себе что-то вроде Саяно-Шушенской станции: огромная плотина, ревущие потоки, сумасшедшая сила. Однако существует такое понятие, как «малая энергетика». Сразу после войны в нашей стране стали строить по тысяче малых ГЭС в год, перегораживая речки земляными плотинками и устанавливая небольшие агрегаты. Да, размах не всесоюзный, зато каждый колхоз, который обзавелся такой электростанцией, решал все свои энергетические проблемы самостоятельно. Ведь в глубинку, как правило, не были протянуты линии электропередач, либо они были очень маломощными и часто повреждались ветрами и снегопадами. По всему Северо-Западу числилось около 350 малых ГЭС, которые исправно давали ток провинциальным поселениям. И такая идиллия продолжалась до 1970-х годов, пока не начали активно развивать сетевое строительство, — от крупных электростанций тянули ЛЭП, а маленькие энергетические установки объявлялись пережитками прошлого, как и крошечные исторические деревни, которые примерно в те же времена насильно укрупняли, сгоняя жителей в поселки с пятиэтижками и типовыми домами культуры.
Малые ГЭС, иные из которых проработали всего лет десять, хотя могли бы служить еще многие годы, остались не у дел и были просто заброшены, станционные здания заперли на замок, и они стали постепенно разрушаться, как и плотины.
Деревня со своим фонтаном
Но на что годится малая ГЭС? Разве она может включиться в единую энергетическую систему, где ток идет бесперебойно и одного качества? Может — с помощью целого комплекса диспетчерских ухищрений, стабилизаторов и трансформаторов. Но на самом деле малая ГЭС куда полезнее в замкнутой системе: когда она сама по себе, в крайнем случае на пару с соседской ГЭС. Скромные потребности поселка она удовлетворит с лихвой, а если поставить хорошие современные агрегаты, то и на производство хватит.
В начале 1990-х годов пронеслась весть: малые ГЭС будут восстанавливать, чтобы возродить поселения вокруг них.
Петербургский институт «Ленгидропроект» обследовал все имеющиеся станции в Ленинградской области и резюмировал печальный вывод: из 42 станций на территории Ленобласти действуют всего две. Еще 21 ГЭС можно восстановить — одни больше пострадали, другие меньше. А вот 16 разрушены напрочь, уже нечего восстанавливать.
И по всему Северо-Западу картина не лучше. В Карелии штук 8–9 работает, а в прежние годы их было около 50. В Архангельской области насчитывалось около 80, сколько сегодня работает — точно неизвестно, а ведь там есть территории, где поселения «сидят» на дизельном топливе — ЛЭП туда не подходят. Та же картина в Вологодской, Новгородской, Псковской областях. В Псковской области было около 30 ГЭС, сейчас работает всего парочка. Итого по всему Северо-Западу с трудом насчитывается около 15 «живых» станций.
В Карелии лучше…
В соседней Карелии дело обстоит все-таки получше, чем в Ленобласти, но там исторически и географически другая ситуация. Во-первых, западная Карелия до Зимней войны входила в состав Финляндии, а основную часть станций строили в 1920–1930-е годы, причем строили на совесть, снабжая шведскими агрегатами, которые работают до сих пор. Во-вторых, для гидроэнергетических сооружений карельские горные речки больше подходят — на них перепад высот серьезнее. Конечно, трудно строить, врубаясь в гранит, но финны с блеском решили эту задачу.
Таким образом, в 1944 году нашей стране вместе с частью финской территории достались и все располагавшиеся на ней ГЭС. Тогдашнее руководство Карелии поступило очень мудро: оно немедленно нашло специалистов, которые наладили грамотную эксплуатацию электростанций, так что те практически не простаивали. Про одну ГЭС даже рассказывают легенду. Якобы, когда переселенцы из глубинки России заняли бывшую финскую территорию, они просто пользовались электроэнергией, не очень задумываясь о ее происхождении.
А наконец задумавшись, пошли по проводам в лес. Шли 8 км вверх по порожистой реке и нашли маленькую ГЭС, которая работала в автоматическом режиме, ничего не зная о смене хозяев и государственного строя.
Некоторые финские ГЭС были построены рядом с бумажными фабриками, на которые в первую очередь и были рассчитаны; такие, например, стоят в поселках Харлу и Ляскеля. Дореволюционная фабрика в Харлу была реконструирована после войны и заброшена уже в перестроечное время, а ГЭС уцелела и работает. Там только изоляцию на агрегате поменяли, впрочем, он не отказывал даже практически без изоляции! А в Ляскеля бумажная фабрика стала ЦБК, который не так давно закрыли. Жители остались без работы. А станцию закрыли еще раньше. Теперь нашлась компания, которая восстанавливает ГЭС, и, возможно, это позволит в пустых фабричных корпусах наладить какое-нибудь производство. Впрочем, туристы в Ляскеля ломятся не на ГЭС, а на порог рядом со станцией, ведь вода на нее поступает по отводному каналу. Высота порога 10 м, длина — около 50 м, и рев воды стоит такой, что возле порога друг друга не слышно.
Этим электростанциям может помочь только энергетический кризис…
К сожалению, приходится признать, что в современную российскую экономику малые ГЭС не вписываются. Они нужны либо в тоталитарном государстве, где все работают по приказу, либо в экономически состоявшемся, где дальняя выгода просчитывается и не упускается. Сейчас, похоже, их удел — ждать, когда же наконец наш энергодефицит станет настолько очевидным, что «большого» электричества будет хватать только на крупные объекты, а провинция снова останется предоставленной самой себе. И каждая деревня возле реки, покряхтев, соорудит себе ГЭС и позавидует соседям, которым не придется строить с нуля — только подлатать имеющееся. Безрадостная, в общем-то, картина. Но лучше предвидеть катастрофу и приготовиться, нежели уповать на бесконечные запасы топлива где-то там.
