В этой местности зимой иногда разносится запах сероводорода (тонкого признака дантовых нравоучительных конструктов), видимо исходящий из скрытых снегом мельчайших трещин и морщин земной поверхности, крошечных каверн, кое-где присыпанных кусками древнего красного кирпича… Летом, во время буйного разнотравья (неестественно буйного в некоторых местах), такой запах обманчиво не заметен, мимолётен в общем фоне знойных навязчивых ароматов, этого громкого хора пахучих лепестков, пестиков и тычинок, озабоченного жужжания прозрачных крыльев – шелеста неумолимо самовоспроизводящейся ДНК…
Но зимой – всё иначе. Наша широта счастливо одарена этим стерильным чёрно-белым, с примесью голубого неба, периодом, когда тонкие прозрачные тени смыслов или только их призраков наконец-то становятся чуть заметнее – на время…
Я впервые оказался здесь именно зимой – самым последним её днём. Неожиданный запах сероводорода коснулся меня просто за поворотом лыжни, за лёгким подъёмом и, застигнутый врасплох, я вдохнул его с удивлением. На краю поляны что-то остановило меня, и я не понял сначала, что именно – ведь, с одной стороны, сразу покинуть это место, этот запах – были все резоны, однако лыжи увязли в пухлой снежной перине, и в коленях зашептала усталость к сопротивлению. Расстегнув одно крепление, я снял лыжу, чтобы нанести магическую мазь движения, но тут же провалился безоружной ногой в расступившийся белый омут. Моей траектории этого дня суждено было сделать витиеватый вираж.
Возможно, я почувствовал что-то. Но, может быть, просто повернул голову и – увидел, что здесь есть нечто большее. Другая сторона поляны, новое пространство для взгляда, вариант перемены направления… впрочем, я ещё не знал, что там. Сделать что-либо быстрее было невозможно, снег вяло, молчаливо, но неотступно сопротивлялся моим упражнениям в нём...
Наконец я двинулся в глубину поляны, сойдя с лыжни.
…
… Она стоит неподвижно, но попытаться понять её можно, лишь обойдя кругом. Однако, сделав этот круг, осознаёшь, что не понял ничего или почти ничего. Вблизи, находясь под ней, теряешь ощущение её вершины и смутно парящей истины. Снаружи, издалека, ускользает скрытая в ней безумная топология, а с ней и сам замысел вообще…
Между тем,, трудные, замедленные движения твои вдоль ломаного узора – вершина на фоне вдруг пропавшего неба, неровный круг твоего следа, оставленный на снегу, исчезающая из вида трёхмерная фантасмагория формы вводят тебя в некий лабиринт, кажущуюся простоту которого ты осознаёшь, но выплыть наружу не можешь…
Ты отойдёшь от неё прочь, обратишь внимание на что-то ещё, потеряешь её на время из вида, изучая поляну, но обязательно вернёшься к ней снова, потому что её сумасшествие давно разлито вокруг и ты уже никогда, никогда не избавишься от него…
…
По слухам, когда-то здесь была фабрика. Из красного кирпича. Теперь лишь следы этого кирпича, иногда выступающего из песка под ногами, напоминают об этом. А ещё – несколько странных глубоких ям, замаскированных выросшими над ними деревьями. Или – гигантские ржавые гвозди, державшие неведомые скрепы… Рабочие кентавры восстали против лишённой прочего тела головы, управлявшей ими несправедливо, и некогда достигавшие неба стены распались, и газ, газ долго стоял над их останками, над этим пространством, чтобы теперь, лишь изредка появляться, подобно робкой саранче, каждые 13 или 17 лет…
